Олег Будилов: По дороге к высокой башне (СИ)

Король Дидон был молод и горяч, он жаждал славы и битв. Под нажимом верховного владыки и купеческих гильдий, которые внесли щедрые пожертвования в казну, он согласился на временный союз со степью, но не простил церкви интриг за своей спиной. В память о мирном договоре он приказал отстроить величественный монастырь, новую резиденцию верховного владыки. По указу короля его возвели прямо в степи недалеко от Пауса на ничейной земле, раскинувшейся между самым удаленным городом королевства и земляным валом, защищавшим нас от варваров. Лучшие зодчие приглашенные со всего королевства выстроили великолепный храм, который мог бы поспорить красотой и богатством со столичным собором. Отныне глава церкви должен был жить здесь, вдали от королевского двора, в этих опасных и диких землях. Это была не только высочайшая милость, но и вечное проклятие. Если перемирие, когда-то заключенное стараниями владыки, закончится, толпы варваров сметут монастырь и убьют его первым. Понтифик не посмел ослушаться короля. Со всей своей многочисленной свитой он перебрался в новую резиденцию. Меня и еще несколько десятков мальчишек собрали со всей страны, чтобы окружить владыку максимальным комфортом, когда в монастыре стало не хватать рабочих рук. Конечно, если бы я родился во время войны, никому и в голову бы не пришло продавать меня носильщикам или отдавать в монахи. В те времена рождение мальчика было подарком королю и по достижении 14-летнего возраста подростка сразу забирали в армию. Но за несколько десятилетий мирной жизни укрепления заросли мхом и травой, а король позабыл о былой воинственности. Говорили, что он безвылазно сидит в столице, предается пьянству и чревоугодию.

К сожалению, мне суждено было родиться не в то время. Я был совершенно не создан для жизни в монастыре. Учение давалось мне легко, я довольно рано выучился читать и писать, но был невнимателен при чтении молитв и сами священные тексты запоминал с трудом. Суровые учителя постоянно лупили меня и лишали трапезы, но помогало это мало. В монастыре всегда много работы и, если послушник не годился для того, чтобы переписывать священные тексты его могли отправить на кухню, в прачечную или в поле. Я побывал везде и нигде не прижился. В конце концов меня приписали в дворники. Каждое утро сразу после утренней молитвы я брал метлу и тяжелый совок и усердно мел отведенную мне территорию, потом убирал кельи простых братьев, к высшему ордену меня не допускали, и чистил отхожее место.

Однажды утром к стенам монастыря прибыла пышная процессия. К владыке часто приезжали видные сановники, поэтому немногочисленная охрана без лишних слов открыла ворота. Если вельможа хотел получить благословение понтифика он мог на несколько дней поселиться в монастыре. Для богатых паломников были оборудованы специальные комнаты в западном крыле храмового комплекса. Там в просторных кельях были установлены жаровни и печки, на кроватях лежали матрасы, набитые пухом, а из окон открывался вид на главную церковь, похожую на заснеженную горную вершину. Бедные паломники тоже могли задержаться в монастыре. К их услугам были холодные деревянные бараки, пристроенные к восточной стене, а за небольшую плату они могли получить на кухне миску похлебки или каши.

Когда заскрипели ворота и по брусчатке затопали кованные сапоги охраны я как раз заканчивал подметать широкий двор. В этот раз к нам прибыл большой отряд. Я остановился и поднял метлу словно пику, разглядывая незнакомцев. На паломников они походили мало. Впереди гордо вышагивал высокий сутулый человек в зеленом костюме и тяжелом плаще, украшенном золотым галуном. Его одежда хотя и поражала богатством, но была сильно измята, словно ее только что вытащили из дорожной сумки. В этом не было ничего удивительного, путники часто переодевались на постоялых дворах Пауса, чтобы предстать перед владыкой в лучшем виде. Лицо гостя показалось мне знакомым. Возможно он уже приезжал в монастырь и мне приходилось видеть его на службе. Его спутники были одеты в длинные запыленные плащи и высокие сапоги. Профессиональные воины, особая каста, которая верой и правдой служила короне. Дорожная одежда не могла скрыть ножны коротких мечей, а надвинутые на глаза капюшоны холодные и подозрительные взгляды незнакомцев. Громко топая они прошли мимо и скрылись за углом здания. Брат Симон, отвечающий за прием гостей, услужливо кланялся чужакам и бежал впереди отряда указывая дорогу.