Инна Живетьева - Рунный след

Талем подошел неслышно, присел рядом. Славка напрягся. Делать вид, что занят, глупо, и он просто исподлобья глянул на ведуна. Горевший между шатрами огромный костер заливал светом стоянку и разбавлял темноту даже тут, давая Талему возможность рассмотреть насупленное Славкино лицо.

— Ревнуешь, — не то спросил, не то просто сказал Талем.

— Я?!

— Ты. Просто не думал, что это тоже — ревность.

Славка лизнул поцарапанную ладонь. Обида, теперь получившая имя, набухла и заслонила собой другие заботы.

— Тебе кажется, что Алеше намного интереснее с Алей, что он готов променять тебя на нее, что ты стал не нужен. Так?

Славка кивнул.

— Скажи, кто для тебя дороже — отец или мать?

Мальчишка ощетинился:

— Спасибо за напоминание.

— Прости, — ладонь ведуна легла на плечо.

— Они, наверное, уже и не верят, что мы вернемся, — с тоской протянул Славка. — У вас месяц Кота, а у нас — август. Мы пропали, еще когда занятия шли, а теперь уже и каникулы заканчиваются. Знаете, я раньше так хотел, чтобы лето подольше было. А сейчас даже диктант с удовольствием написал, лишь бы дома. Сейчас кажется таким… ну, странным… даже глупым переживать из-за оценок. Волноваться перед контрольной. Бояться завуча. Ссориться с родителями из-за невынесенной мусорки. Хотя, в общем-то, я с родителями мирно живу. Им и без меня есть, чем заняться — разводятся каждые три месяца. Я в первый класс пошел, они разводиться начали. Говорят, если бы не я… Решай, говорят, с кем ты хочешь остаться. Теперь, наверное, разъехались. Глупо сравнивать, кто дороже. Я вот так и не выбрал — с кем.

Мальчишка тряхнул головой, приходя в себя. Он давно запретил себе вспоминать о доме, и сейчас привычно загнал тоску в дальний уголок души.

— Конечно, глупо, — легко согласился ведун. — Так же глупо, как сравнивать друга и любимую девушку.

Славка не отмахнулся сразу, честно подумал над сказанным. Потом решил:

— Глупо. Но все равно обидно.

— Тогда вот еще: если бы они сейчас не нашли друг друга, долго бы Алеше аукалось ваше похищение. Про Алю ты думать не желаешь, оно и понятно. Так подумай про друга: тяжело ему дался навеянный ведуном кошмар, да и за тебя сердце болело. Я с ним говорил: он каждый удар, тебе нанесенный, помнит. Очень плохо, когда время из памяти страшное не сглаживает. Хорошо, что именно сейчас у них с Алей все сложилось. Не смотри на меня так: ты бы тоже смог помочь другу, но любовь — материя другая, она излечит быстрее.

Шатер княжича стоял в центре. Через опущенный полог не долетал свет от большого, общего костра. Рик лежал в темноте и прислушивался: вот звякнуло железо, знакомые шаги — сотник отправился проверять караулы. Где-то поет Ильм, что-то старое, про путешествие дридов между мирами. Голос Талема — интересно, с кем это он? Заснуть не получалось, и Рик ворочался с боку на бок.

Ильм замолчал. Кто-то прошел мимо шатра — кто именно, княжич не понял. Снова тихо, голоса почти не слышны. Рик откинулся на спину. Хотелось выйти наружу, присесть к костру. Наверняка еще многие не легли спать. Но кем он придет? Наследником? Какой он теперь наследник, и дело даже не в обещании отцу отречься, а в том, что Рик сам не хочет быть преемником князя. Он теперь — никто. Мальчик зажмурился. Ему показалось, что небо сейчас упадает на него, сломает хрупкий остов шатра и придавит к земле. Это пугало, но не удивляло: мир и так перевернулся.

В который раз за эти дни подкатились слезы, и даже удержать их было нечем. Раньше мальчик говорил себе: «Я — наследник. Я должен вести себя достойно, чтобы отец мог гордиться мной». А что сказать сейчас? Чтобы отец мог гордиться, нужно простить убийцу мамы, только так, и не иначе. И как привыкнуть к тому, что отец — не самый умный и честный, не самый лучший князь на свете? Слезы покатились беззвучно. Княжич научился плакать тихо, когда такое подступало ночью, а он ни в коем случае не хотел разбудить Талема.

Тоска по маме резанула так же больно, как и в первые дни после ее смерти. Рик вытянул за цепочку медальон, прижал к мокрой от слез щеке. А ведь мама так и не научилась быть княгиней, ее тяготила эта необходимость, и только любовь к отцу… Рик стукнул кулаком о подстилку. К отцу, который простил ее убийцу!

…Он успокоился не скоро.

Почти все разошлись спать, шум на поляне утих. А Талем все не приходил. «Наверное, с ребятами сидит», — с обидой подумал мальчик. Ревновал он и ведуна, и тех, кого взял под полное покровительство. Они были очень нужны ему сейчас. Только ребята приняли его как Рика, а не Кира, наследника Ларса Отина. Наследника, которого уже нет. И дружбы нет, — Рик сам все испортил.