Евгений Адеев - Цена чести

Велигой спустился с холма. Серко, задумчиво пощипывавший сочную траву у подножия, приветствовал хозяина тихим ржанием.

— Ну вот, — сказал витязь, ласково поглаживая крутую лоснящуюся шею коня. — Ну вот, и добрались. Что будет теперь — неведомо. Неоткуда ждать помощи. Даже светлые Боги бессильны в этом месте, ибо, как говорят волхвы, оно древнее многих из них…

Велигой отвязал седельную суму, расстелил на земле плащ, достал краюху хлеба, кусок вяленного мяса. Разжег небольшой костерок, наломав сухих веток в ближнем перелеске, хотя что это за перелесок — полторы березы и калинов куст… В задумчивости сидел у огня, вяло работая челюстями и наблюдая за бесконечным бегом речных волн. Вот, он здесь. И что теперь? У него есть только один путь, и он заведомо ведет в никуда. В этих местах все было… не так. Небо, земля, вода — все было другое… и в то же время более… настоящее? Более родное. Сила была разлита всюду, она замерла в прибрежных камнях, плескалась в волнах, жила, дышала в земле… и громадой вздымалась там, в близком лесу.

— Даже светлые Боги бессильны в этом месте, ибо оно древнее многих из них…

— Исполать, добрый молодец, — раздался за спиной тихий старческий голос.

Велигой подскочил, как ужаленный, рука метнулась к рукояти меча, но потом медленно опустилась.

Перед ним стоял, кутаясь в длинный бурый плащ невысокий, седой старец. Белоснежная копна волос, длинные, загнутые вниз усы, длинная узкая бородка. Серые глаза смотрели внимательно, испытующе.

— И тебе по здорову, дедушка, — молвил витязь, кланяясь в пояс.

— Дозволь обогреться у твоего огня, — молвил старец. — Зябко нынче, а старая кровь уж тело не греет…

— Садись, дедушка, — Велигой достал из сумы запасной плащ, расстелил перед стариком. — Угощайся, чем Боги послали…

Старец с кряхтением сел, склонился к огню, простер руки над трепещущими алыми язычкам. Ладони были большие, совсем не старческие, и Велигой подумал, что в молодости дед, должно быть, такими руками дубы ворочал. Присмотревшись, приметил на ладонях старые стершиеся мозоли. Такие не наработаешь лопатой, топором, молотом. Только рукоять меча навеки оставляет на руках человека такие следы, а опытный вони по ним без труда может определить даже длину, вес оружия, форму клинка, перекрестья, навершия…

Старик плотно укутался в плащ, только руки, протянутые над огнем виднелись из тяжелых складок. Витязь меж тем тонкими ломтиками нарезал мясо, хлеб, разложил перед гостем. Подумал, достал из сумы запасенную еще у Драгомысла баклагу с превосходным стоялым медом.

Старец улыбнувшись, ухватил угощение, вцепился в мясо не по возрасту крепкими зубами, с явным наслаждением отхлебнул из баклажки. Велигой тоже взял кусочек, жевал медленно, вновь погружаясь в невеселые думы.

Гость некоторое время насыщался молча, часто прикладывался к баклажке, протянул витязю, но тот покачал головой, задумчиво глядя в костер. Наконец старик распрямился, огладил бороду, и Велигой почувствовал на себе прямой взгляд серых глаз.

— Ну, добрый молодец, — устариваясь поудобнее молвил старец, — уважил ты деда. Добрая горилка, доброе угощение. Поведай теперь, как звать, какого рода-племени, откуда и куда путь держишь? Дело ль пытаешь, аль от дела лытаешь?

Велигой поднял глаза на старика, словно только сейчас вспомнил о его присутствии. С трудом собравшись с мыслями выдавил из себя ответ:

— Велигоем отец с матерью назвали. Из рода Яробоева, тиверского племени. А путь держу, уж не обессудь, из Откудова в Кудыкино. Куда да зачем еду — про то сам ведаю…

Взгляд серых глаз не отпускал витязя. Старец глядел пристально, будто пытаясь проникнуть в мысли воина. Такой же взгляд был и у Белояна, и у Барсука и у многих других волхвов, что Велигой встречал на своем веку. Вот, значит, кто перед ним… Многие воины, устав от бесконечных сражений и тягот службы уходили вот так в горы и леса, поднимая взгляд от залитой кровью земли к бесконечности неба. Неужели и он сам, когда-нибудь то же найдет себе уединенную пещерку, отвратится от сует мира ради постижения некой очередной высокой Истины?..

— Не хочешь говорить — дело твое, я тебя не неволю, — пожал плечами старик. — Да только половина того, о чем думу думаешь, у тебя на лбу крупными чертами выведена, а о другой половине и без того догадаться можно…

Велигой настороженно всмотрелся в старца, перевел взгляд на совсем еще не старческие руки. Нет, ночной гость вовсе не так уж немощен, как хочет казаться. Для чего притворяется? Зачем выпытывает?