Александр Прозоров - Кровь ворона

— Зря, не зря, — склонив голову набок, пробормотал старик, — однако же сторожка не повредит… Откель бредешь, чего ищешь, мил человек?

— Олегом меня мать нарекла. Из Новгорода я, Радша, — потер тряпицу на запястье ведун. Примотанный к коже серебряный крест стремительно нагревался, показывая скрытую в старике немалую магическую силу. Похоже, мужики позвали взглянуть на странного гостя местного волхва. — Мир захотел посмотреть, себя показать. Вот и скитаюсь по свету. Где помочь кому надобно, помогаю. Где мне тяжело приходится — серебром за добро плачу.

— Не боишься серебро-то в руки брать? — крякнул волхв.

— Да вы что, за нежить болотную меня принимаете? — не выдержал Олег, дотянулся до косухи, дернул из кармана серебряный кистень, вытянул руку, сжимая его в кулаке: — А это тебе как?

— Сам вижу, не нежить, — спокойно ответил Радша и провел ладонью над туеском. Из множества щелей повалил сизый дым. Старик вытянул посох, окуривая гостя со всех сторон.

— Что у тебя там за отрава… — закашлялся Олег.

— Токмо полынь, да можжевельник, да слово Велесово, — покачал головой старик. — Не терпят их духи подлые да твари, Чернобогом придуманные. Вижу, заловил ты, мил человек, марьянок водяных, что в грудь забираются да душат смертного кого до муки, а кого и до смерти… Али еще какая ломота к тебе прицепилася.

Волхв отступил, дунул на туесок, и дымление тут же остановилось.

— Нельзя тебе, гость наш, с людьми ныне в одном доме жить. Марьянки, твари подлые, с человека на человека быстро бегают. Севар, твой двор?

— Мой, Радша, — выступил вперед один из мужиков. Как раз тот, что входил за Премыслом, в рубахе с мокрыми рукавами и короткой всклокоченной бородой.

— Баню свою истопи, в нее гостя покамест поселишь. Пока марьянок не изведем, со двора не выпускай. Завтра приду, посмотрю, каков будет.

— Так ведь вечер скоро, волхв!

— Сам вижу. Свечу жировую принесу отговоренную. Не сунется нынче нежить в баню, не боись.

— И-эх, — крякнул мужик и двинулся к дому. Хозяйка побежала следом, что-то тихо приговаривая.

Прочие деревенские наоборот, подступили ближе, с видимым изумлением рассматривая подвешенный на стальной тросик двухсотграммовый серебряный груз с множеством острых граней.

— Никак, всю казну свою в кистень перелил? — поинтересовался Премысл.

— Жизнь дороже… — отвернув голову, опять закашлялся ведун. — Коли нечисть на пути встретится, так саблей от нее особо не отмахнешься. А вот кистень из священного металла в самый раз приходится. Зачастую лишь покажешь — болотник али водяной враз в омут свой прячутся.

— И часто встречался? — поинтересовались из толпы.

— Приходилось, — кивнул Середин и, пользуясь случаем, перешел к рекламе: — Я ведь, большей частью, тем на жизнь и промышляю. Где рохлю из дома сведу, где волкодлака в лесу поймаю, где мавку или криксу изведу. Глядишь, селяне и на стол накроют, и в дорогу припасов соберут, а где и серебра отсыплют, коли тварь опасной окажется.

— То-то тебя самого марьянки оседлали, — презрительно хмыкнул кто-то из мужиков и стал пробираться к воротам. — А ведь туда же, ведуном прикидывается. И ведь имя какое выбрал — Олегом назвался! Видать, под Олега-ведуна прикидывается. Кистенем серебряным хвалится. Тьфу!

Еще несколько человек двинулись за ним.

— Знатно, знатно, — покачал головой Сбыслав. — И в лоб дать сподручно, и казна на черный день всегда под рукой. Ну, ты это, ломоту свою гони. А коли назад в Сураву сберешься, меня кликни. Кузница моя у Мокрого угла, всякий покажет.

— Ты прости, что за человека зараз не признали, — запахнув зипун, чуть поклонился Премысл. — Сам видишь, половодье кругом. Зело чудно, коли по воде путник на телегах является.

— Так в том и дело! — попытался оправдаться ведун. — Почти сутки ноги в холодной воде, вот и простыл…

Он опять закашлялся.

— Ты не боись, волхв у нас мудрый. И от нежити оборонит, и с ломотой любой справится. — Бородач тоже направился к воротам, увлекая за собой прочих деревенских.

Поняв, что для здешних обитателей он опозорен окончательно и бесповоротно, и никаких заказов и просьб к нему не будет, Олег пожал плечами:

— Вот и думай. То ли гордиться, что имя мое в каждой захудалой деревушке известно, то ли обижаться, что признавать ведуном не хотят… — Он отвернулся к телеге и туго затянул узел сумки. Если хозяева баню обещают, то там и отогреется, можно и без меховых штанов немного потерпеть.

— Ушли наконец… — На дворе опять показался хозяин в покрытой черными пятнами рубахе, опоясанной широким, в полторы ладони, ремнем, с разлохмаченными, как и борода, каштановыми кудрями. Он закрыл ворота, повернулся к гостю: — Тебя, сказывал, Олегом кличут?