Генри Олди: Дуэль

— Но почему Альраун?

— Вы погубите нас, мой господин! Ну разве что на ушко…

На ушко выяснилось, что капитан Рудольф и маг Просперо — давние приятели. Бились бок о бок с врагами, мылись плечом к плечу в термах. Подшучивали друг над дружкой. Спорили до хрипоты — верней, хрипота была уделом Рудольфа. Просперо голоса не повышал, экономя силы, но и уступать в спорах не желал. Племянница мага вышла замуж за сына капитана. Общий пай в корабельных верфях Турристана. Общий знакомый Томас Биннори, слагавший песни про обоих, — именно бард и пошутил однажды насчет Альрауна. Всем известно, что альраун — корешок мандрагоры, иначе «виселичный человечек», — выкопанный ночью под трупом повешенного, приносит удачу хозяину. Правда, надо уметь выкармливать и ублажать сволочной корешок, потакая капризному нраву, но это дело наживное. Особенно помогает альраун солдатам. Как поется в балладе: «Если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…» Но «висельник» свободолюбив и всегда норовит сбежать; если же ему это удается, то корешок начинает жить собственной жизнью, часто вырастая до вполне человеческих размеров. Таких псевдолюдей сложно отличить от людей, рожденных женщиной. Разве что по их необыкновенной удачливости…

— Вот сэр Томас и предположил смеха ради, что маг Просперо — сбежавший от капитана Рудольфа альраун.

— И что сам Просперо?

— Рассмеялся.

— Так почему ты меня стращаешь?

— Это он сэру Томасу рассмеялся. А ежели вам, господин мой, рассмеется, то может вовсе невесело выйти…

Следующие полчаса массажа были доверху заполнены увлекательными историями. Битва у Семи Зеркал, где Просперо неделю отражал налеты Василиска Прекрасного, с флангов поддержанного сворой драконышей, мелких, но гадких; покушение в Брэквудском лесу, когда, заслонив собой Его Величество, капитан Рудольф убедил Дикую Охоту раскаяться и отойти в мир иной; поединок мага с Септаграммой Легатов, в результате чего Заклятье Благих Намерений вошло во все учебники по боевой магии; осада Вернской цитадели, после которой благодарные вернцы поставили на площади Свободы конную статую Неистового Руди; туги-гильотинеры тайком пробираются в дом Просперо, превращая все двери в страшные орудия своего ремесла; Бумажный Всадник преследует Штернблада, охваченного наведенным безумием, в затопленной столице; Шестидневная война, бунт Чистых Тварей, оккупация Летиции, мятеж зомбийского полка копейщиков…

И тут казначей не выдержал.

Рассудок, способный без передышки жонглировать цифрами и фактами, размяк в ласковых объятьях дремы, освобождая сердце, — сердце мальчишки, талантливого сопляка, лишенного детства волей скопцов-арифметов.

— А если один на другого налезет?! — задумчиво, но очень громко сказал Август Пумперникель. И мигом поправился, соблюдая приличия этикета: — То есть, сойдись они в поединке… Клянусь годовым бюджетом королевства, я бы поставил на капитана!

Атлет в кресле шевельнул уголком рта. Усмехнулся, значит. Малыш у бассейна легко дрыгнул ножкой, разнеся вдребезги угловой изразец. «Глупости», — сказали фрукты в вазе; «Глупости», — подтвердили осколки изразца, и пар над водой сложился в обидный кукиш. Но слово прозвучало. Дурацкое, нелепое слово в колпаке с бубенцами, — оно вприпрыжку забегало по термам, приставая к серьезным людям, к важным господам. «Кто кого?! А вы как думаете: кто кого?!» На миг, но сверкнули глаза. Мимолетно, но языки облизали пересохшие рты. Азарт пропитал воздух, отшибая аромат курений. Взгляды ударили в двоих: кто? кого?! Брови изломались вопросительными знаками: а если?! Пальцы отбили смертельную дробь: а вдруг?!

Первым сдался бард Томас Биннори. Творческие люди, они скатываются в мальчишество быстрее прочих:

— Поддерживаю! На капитана Штернблада!

— Я бы предпочел мессира чародея, — осторожно заметил министр псевдоизящных искусств. — Духовность, она, знаете ли… Не чета грубой силе.

— Разумеется, мы рассуждаем чисто гипотетически! — Главный королевский хлебодар поклонился сперва капитану, затем магу. Но сам порядок поклонов говорил, на кого поставил бы хлебодар.

— Шпага против посоха? Ставлю на посох!

— Посох вовеки!

— На шпагу!

Рудольф Штернблад нервно крошил в пальчиках второй изразец, словно краюху хлеба. Крошки он щелчком отправлял на другой конец терм, в отверстие водостока, ни разу не промахнувшись. Просперо Кольраун движением ресниц разломил большое краснобокое яблоко на восемь долек. Ваза качнулась, но чародей быстро восстановил равновесие.