Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— Что ты варишь? — сунула нос в котел Роксалана. — Корвалолом пахнет.

— Не мешай! И ближе горшков к алтарю не подходи. Равновесие нарушишь.

Ведун нанес последние знаки: защитные пентаграммы по сторонам от котла, в центры магических символов поставил свечи, сел перед камнем, положил на колени найденное кем-то из детишек и брошенное в городе орлиное перо, слева поставил горшочек с пшеницей, справа — с окровавленным пухом недавно ощипанного петуха, повернул руки на колени ладонями кверху и забормотал священные древние заговоры:

— Тебе, Триглава, поклон свой кладу, родительница кровей человеческих, родительница и упокоительница наша, мать-земля наша, тебе моя жертва… — Он черпнул горсть зерна, кинул на алтарь. — Тебе, прекраснейшая из богинь, несравненная Мара, носительница чаши, испить из коей каждому суждено, за внимание и милость благодарность и жертва моя… — Богине смерти он дал горсть окровавленной плоти. — Тебе, скотий бог, покровитель мужей храбрых, хранитель богатства и силы, тебе моя жертва… — Велес получил в дар зерно. — Тебе, Ний, будущий повелитель наш, судия и провидец, тебе моя жертва… — Властитель потустороннего мира получил кровь.

И так раз за разом напоминал ведун о своем существовании каждому из богов: Стрибогу, властителю воздушных течений и стихий, пратцу Сварогу, хозяину неба, Хорсу, повелителю света, Срече, ночной богине, дарующему добро Белбогу и несущему зло Чернобогу. Ладе, богине красоты и любви, и Похвисту, царю ураганов и бурь, Дидилии, покровительнице семей, и Макоше, матери торговли и золота. Своим долгим наговором Олег старался не только выпросить для святилища хоть немного высшей силы и покровительства, но и самого себя настраивал на состояние душевной открытости, единения с силами земли и неба, ветра и покоя, смерти и рождения, пытался стать частью окружающего мира — чтобы и мир вошел в него и послушался его воли.

Последняя молитва была к богине Стратим — повелительнице всех птиц, на чью помощь он рассчитывал особо. Ей досталась и последняя горсть хлеба, брошенная под алтарный котел. Олег замолчал, дожидаясь ответа.

— Ни фи-га, — щелкнула языком Роксалана. — Олимп высоко, небеса далеко, Кракатау еще дальше. Похоже, не слышат тебя боги и не видят, нужно звонить по сотовому. То ли дело Урга, у нее при каждом камлании духи откликаются…

Воительница, прогуливаясь, вошла в запретный круг — но Середин, ради сохранения нужного настроя и продолжения обряда, не стал ни отвечать, ни прогонять ее в сторону.

— Отдайте силу мне, травы земные, отдайте силу мне, звери лесные, отдайте силу мне, люди чужие. Луна на убыль, ночь на рассвет, воля на сон. Отдайте мне думы свои, отдайте дела свои, отдайте надежды свои. Нет вам иного пути, кроме как к алтарю земному, сердцу живому, следу святому. Отныне, присно и на веки веков! — громко произнес он свою волю.

И ничего не произошло. Сухо потрескивали дрова в кострах, прятались за мелкими облачками звезды, презрительно квакали жабы в лесном болотце.

— Он сказал: чирик ку-ку, царствуй, лежа на боку! — прокомментировала девушка. — Факир был пьян, и фокус не удался. Говорила, с Ургой нужно посоветоваться. Она в магии понимает, она чего-нибудь придумает.

«Ну же, ну! — напряг всю свою волю Олег, отдавая приказ всем людям на много дней пути вокруг встать и прийти к алтарю, чтобы принести единую клятву. — Н-ну!»

Ничего.

— Времени уж, наверно, за полночь, — широко зевнула Роксалана. — Интересно, по здешним часам это какая палка? Пошли спать, Олежка? Будет новый день, новая пища. Утро вечера мудренее. Опять же обоз вот-вот подойти должен. Шаманку к работе привлечем. Я попророчить могу. Урга говорит, на мне любовь наяды и милость Уманмее. И глаза колдовские.

Напоминание про глаза стало последней каплей — ведун «сломался» и признал поражение. Всегда и во всем не может везти даже колдунам.

— Столько сил убил, чтоб меня волки съели! — поднялся Середин, отряхнул штаны. — Обидно. Видать, напутал что-то по памяти.

— И на старуху бывает проруха, — утешила его девушка. — Потом еще попробуешь.

И тут вдруг мир вокруг замер. Наступила мертвая тишина и недвижимость — перестали колебаться травины, окаменели в полете мошки, застыли языки пламени над кострами. Это длилось всего лишь краткое мгновение — и тут сразу со всех сторон в людей удалил плотный поток ветра, кинув их к алтарю. Кровавый пух, перемешиваясь с зерном, взметнулся вверх, закружился, стремительно выгорая золотыми искрами. Котел, словно паровозная труба, выдохнул облако пара, одновременно ярко полыхнули огнями обе свечи, соединившись через облачко в широкую ослепительную дугу.