Макс Фрай - Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

Что у них был свой банк, я узнал, когда Стас взорвался в своем "мерседесе" вместе с шофером и подругой, - я об этом прочитал на последней странице "Сегодня". Как сейчас помню: на обратной стороне написали, что Михалков проиграл Тарантино Пальмовую ветвь в Каннах.

Выходит, Стас так и не увидел "Криминальное чтиво". Интересно, ему бы понравилось? Все-таки он больше любил Бергмана - а погиб криминальной смертью, как в арт-хаусном фильме или трэшевом боевике.

К тому времени мы почти перестали встречаться. В Музее кино шли давно знакомые фильмы, прокат на Маросейке закрылся, все, о чем мы когда-то мечтали, можно было легко купить на Горбушке.

А может, ребята были слишком заняты своим бизнесом. Судя по газетам, времена наступили лихие. Оказалось, не так трудно заработать первый миллион - трудно его удержать.

Стасу это не удалось, да и Вадиму, кажется, тоже, - и я, похоже, никогда не узнаю, что у них был за бизнес.

Откуда у тебя деньги, я тоже не спрашивал. Было неловко. Я тогда думал, у красивых девушек деньги заводятся через постель.

Смешное было время. Я всерьез считал, что жизнь похожа на американское кино сороковых. Роковые красавицы, преступные страсти...

Если честно, мне до сих пор кажется: так было бы лучше. Честнее.

Красивые девушки не должны работать. Деньги должны доставаться им ни за что, сами по себе - так же, как досталась красота.

Черно-белый поцелуй на экране кажется почти порнографическим в своей страстности. Понимаю, почему в нацистской Германии "Возвращение фройляйн Фукс" разделило судьбу "Завещания доктора Мабузе". Фон Гель, правда, так и не уехал в Америку, - видимо, он тоже не любил смены декораций.

Я хочу спросить тебя: помнишь, как мы впервые поцеловались? Мы сидели у тебя на кухне, пили какой-то ликер - медно-рыжий, под цвет твоих волос. Ты рассказывала о своих мужчинах и, как всегда, улыбалась - иронично и растерянно, как будто извинялась, что ты - такая как есть, красивая, одинокая, несчастная. Улыбка словно говорила: ты не собираешься меняться, хотя понимаешь - ничего хорошего не выйдет из твоих бесконечных романов, увлечений, one night stands. Ты никогда не называла настоящих имен, - наверное, я знал героев твоих историй. Укрытые от моего любопытства, спрятанные за псевдонимами, один за другим они на мгновение возникали эфемерными призраками, струйками сигаретного дыма: случайные знакомые, старые друзья, верные возлюбленные, страстные любовники. У них были жены и дети, другие подруги, большие деньги, заграничные поездки, - они были влюблены в тебя годами, ждали твоего звонка, уходили из семьи, грозили самоубийством, бросали тебя одну, предавали в последнюю минуту, больше никогда не подходили к телефону, не отвечали на письма, лгали тебе, лгали своим женам, лгали самим себе.

Это был не первый такой вечер. Мы часто виделись в то время, и я до сих пор не понял, почему ты рассказывала мне так много. Ты говорила со мной, словно я был так близок тебе, что мне нужно было знать, как ты резала вены от несчастной любви, отходила после аборта от кетаминового наркоза, стоя на коленях умоляла: iне уходи, я не смогу жить без тебя.i Рассказывая, ты улыбалась и как будто говорила: ну да, вот так оно получилось, что же тут поделать, - ну да, это немного стыдно, но что уж тут скрывать. А я все время не понимал, чем я заслужил эту искренность, почему именно мне достались все эти истории, больше похожие на сценарии к фильмам, которые нам еще предстоит увидеть?

Наверное, мы напились в тот вечер. Оранжево-рыжий ликер кружил голову. Ты сказала: хочешь, я покажу тебе свое новое белье? Вчера купила, - а потом встала и медленно подняла юбку. Я сначала увидел узорную резинку чулка, потом - полоску матово-белой кожи, черные переплетения кружев. Я не мог отвести взгляд - но знал, что ты продолжаешь все так же улыбаться, смущенно, кокетливо и растерянно, словно спрашивая: ты знаешь, зачем я это делаю? Лично я - нет.

Я встал из-за стола, шагнул тебе навстречу - и тут зазвонил телефон. Все еще придерживая юбку одной рукой, ты сняла трубку и сказала: алле.

Твое лицо почти не изменилось. Ты все так же продолжала улыбаться, только отступила, одернула подол и приложила палец к губам - тем самым жестом, которым полчаса назад здесь, в ЦДХ, ответила на мое изумленное Лиса?

- Извини, - сказала ты тогда, повесив трубку. - Боюсь, тебе надо уйти: ко мне сейчас придет один мой друг, и я не хочу, чтобы вы встречались.

Ты опять улыбнулась, я ответил что-то вроде: да, да, конечно, мне и самому пора, пошел в прихожую, быстро оделся, сказал: я позвоню завтра, хорошо? - и только открыв дверь, снова посмотрел тебе в лицо.