Наталья Резанова - Конвоир

– А что ты сделал?

– Там свои законы. Если я их нарушил, не жди, что я стану о них рассказывать.

Усвоив, что откровенность оборотня имеет свои границы, Рен не стал настаивать.

– Зачем же тебя к «красным курткам» понесло? Ведь на этом берегу есть оборотни, и никто подобного не вытворял… насколько я знаю.

– Здешние одичали. Оборотни дичают вне рода. Это плохо. Поэтому я пошел к «красным курткам». Они чем-то похожи на нас. И я долго там жил…

– А как только они узнали, кто ты есть, сразу поволокли на костер! Ошибся ты, парень. Не в пограничную стражу тебе было надо идти, а к нам! Я сразу это понял.

– А ты поручишься, что, когда я приду к вам, разбойники не попытаются меня прикончить?

Рен предпочел промолчать, ибо не был уверен в ответе.

– Люди есть люди, – сказал Орен. – Те крестьяне, которых я спас по дороге в Рауди, тоже хотели меня убить. Хотя не знали, что я оборотень.

Рен хотел было обидеться за людей, но передумал. Поскольку то, что произнес Орен, было как-то связано с неизъяснимым отсутствием враждебности к окружающим. Безразличие? Или чужая, древняя мудрость, растворенная в крови, и не велящая требовать слишком многого от младших и неразумных?

Неразумных по младости…

– А я украл твой оберег. И Тевено помог мне, пусть и не желал. И ты не хочешь нам отомстить?

– Это не тот поступок, за который мстят.

– Ясно. Что, мол, на дураков обижаться…

На сей раз не ответил Орен.

У Рена было в запасе еще достаточно вопросов. Например, что такое «зверь рода»? И что происходит с оборотнем, одичавшим или утратившим тейглир? Ведь, как понял Рен, оборотню необходимо общество себе подобных, или в крайнем случае людей. Если же он один, не уподобляется ли он окончательно зверю? Или человеку…

Но Рен подозревал, что и в этом случае оборотень ему не ответит.

Об одном он догадался сам: о причине настойчивых утверждений, что среди нелюдей совсем нет женщин. Вряд ли женщин отправляют в изгнание. Стало быть, нелюди сходятся с обычными, человеческими женщинами. Это понятно. Но есть ли у них дети? И что происходит – или может произойти – с такими детьми?

Подобные размышления слишком уж страшили, и, чтобы отделаться, Рен сказал:

– Все-таки, воля твоя, а я считаю, тебе нужно пойти с нами.

– Да, разбойничкам от такого, как я, выгода большая.

– Ну и что? Будто это тебя смущает. Да и самому же будет веселее. А вот насчет того, все ли тебя такого, как есть, примут… – Рен погрустнел.

– Не примут. Можешь голову не ломать.

– А! – Рен махнул рукой. – Может, никому не говорить? Тевено так точно не скажет… Хотя, Фланнану сказать бы стоило. Он умный, он поймет, что к чему. Все равно, по пути что-нибудь придумаем.

Орен смотрел на огонь. На маленький уютный костерок, ничем не напоминавший тот большой костер, на котором нынче утром его должны были сжечь. И в нынешней его физиономии, кроме цвета глаз, ничто не напоминало о прежнем, тонком и чистом лице. Но почему-то новый облик бывшего конвоира устраивал Рена гораздо больше. Может, потому, что в будущем сулил гораздо меньше неприятностей.