Артем Тихомиров - Крылья Судьбы

Мне задали стандартное количество стандартных вопросов, на которые я ответил как можно более честно. Чиновники занимались тем, что портили бумаги своими закорючками и ни разу даже не посмотрели в мою сторону. Я предъявил им документ, которые у меня были с собой. Парочка не потрудилась спросить, где сейчас «Кондор-160» и второй пилот-конвоир. Раз не спрашивают, то и мне не резон поднимать этот вопрос. Я уплатил пошлину и еще парочку сборов поменьше, и чиновники вовсе потеряли ко мне интерес. Выдали пропуск и отпустили с миром, предупредив напоследок, что ночью действует комендантский час.

Я был просто счастлив такому открытию. Это значит, что все питейные заведения, работавшие ночью, будут в лучшем случае открыты подпольным манером.

Выкатившись из чиновничьего гнездышка через другую дверь, я направился в город. Мои ноги несли меня в неизвестном направлении. Первые две задачи, требующие решения, стояли передо мной. Отыскать крышу над головой и чем-то набить себе брюхо. Как не помянешь добрым словом своего тестя, снабдившего меня золотом! Даже несмотря на взлетевшие цены я мог рассчитывать на приличную жизнь в Онороке в течение двух недель как минимум.

Я дошел до какой-то улицы, где сдавались меблирашки. Подумав, я решил, что мебель, мне, пожалуй, ни к чему, и направился на соседнюю улицу, где сдавалось жилье попроще. Вспомнил о временах, когда обитал, не зная забот, у Мадам Арафель, и почувствовал глупую ностальгию. По всей видимости, я оплакивал свою старую, более-менее упорядоченную жизнь. В моем состоянии это понятно. Меня преследовало жуткое ощущение чего-то непоправимого, какой-то ошибки, которую я совершил. Непонятно было, что с этим делать. Я даже мыслей не мог собрать. Череп заполняла звенящая пустота. С трудом вспоминаются сейчас эти подробности. В то утро над городом-фортом сияло яркое нестерпимое солнце. Отражаясь от светлых поверхностей, они лупило мне по глазам, лишая возможности адекватно воспринимать действительность.

На соседней улице я ввалился в гнездышко хозяина комнат, расположенных в старом трухлявом доме. Старичок, глухой на одно ухо, провел меня в только что освободившиеся апартаменты. Обстановочка была убогой, но без лишней грязи. Насекомых в меру, но будь их даже в двадцать раз больше, мне было все равно. Я узрел кровать. Вернее, нечто вроде деревянного помоста, на котором лежали соломенные маты. Мое тело срочно потребовало придать ему горизонтальное положение. Мышцы застонали, завыли, присоединяясь к скрежету внутренних органов.

Старичок поинтересовался, надо ли мне чего-нибудь дополнительно. Я ответил, еле ворочая языком, что нет, и он удалился.

Я закрыл дверь на засов, проверил его надежность (средняя), потом запер окно (хилое) и опустил жалюзи. Стало почти темно. Мои глаза благодарно вздохнули. Пусть душно. Мне нужна была обстановка норы, в какую прячется зверек после того, как чудом спасся от хищника. Прислушавшись к воплям, доносящимся с улицы, я решил, что они не такие уж и громкие. Используя сумку с вещами и деньгами в качестве подушки, Джуль из Бинча растянулся на кровати.

Талисман мешал. Я вспомнил о нем, и вытащил из кармана. Обычная, казалось бы, каменная хреновина. Изготовлена, судя по всему, каким-то психом. Какая магия в ней может быть? Я повертел Талисман в руке, сунул палец в замочную скважину, вырезанную на вершине выпуклости. Ворчун не пытался забрать у меня его. Не пытался и Гордый. Уговор был, что я привезу его в Онорок или, скажем, в Дракенфорт. Почему? Неужели в городе, где меня могут опознать зеваки, видевшие драку, или сами полицейские, Талисману будет спокойней? А учитывая комендантский час и усиление патрулей, то ситуация становится опасней вдвойне… Ничего не понимаю.

Я сунул камень в сумку, обхватил ее обеими руками и заснул.

Меня как будто выключили одним поворотом ручки реле.

Сколько прошло времени, я не знал и не хотел знать больше никогда в жизни. Мое тело ныло и посылало в мозг сигналы о помощи. Казалось, меня усиленно избивали все то время, пока я спал в блаженном неведении. Кусая губы, я перевернулся на спину. Моя голова соскользнула с сумки. Рука машинально метнулась к ней. Застегнута. Может статься, никто в нее и не лазил…

Разлепив глаза, я сел, помогая себе руками. Болело везде, даже в тех местах, о существовании которых я не подозревал. Ночные приключения, полет, воздушные бои — все это не способствует хорошему самочувствию, можете мне поверить. Во рту завелась какая-то гадость. Нет, всего лишь слюна. Когда я оглядел мои хоромы, где нечем было дышать, желудок вякнул, что пора бы мне обратить на него внимание. Я обозвал его последними словами, поднялся и вышел из комнаты, держась за стены. Сумка за плечами казалась неподъемной.