Марина Дяченко - Варан

Варан сидел на причальной доске. На той самой, хорошо знакомой, на которую много раз насаживал отцовский винт. Море покачивалось под босыми ногами, почти касаясь натруженных подошв. В море отражались звезды.

Сегодня вечером отец кричал на него. Отец боялся, что улыбчивый посетитель хочет забрать Варана в веселый дом, один из многих, что расцветали в сезон по всему Клыку.

— Ты знаешь, как он о тебе спрашивал? «Этот смазливый»! Посмей только мне от харчевни на шаг отойти…

— Он ничего такого не хочет! У него змейсы, эти… сер-пантеры!

— Для отвода глаз тебе не только змейсы — крыламы будут… Только посмей мне еще раз с ним поговорить. Шкуру спущу по колени… И молчи!

Варан понимал отца и потому почти не обижался. Веселый дом в поддонье — пугало; вон, у Торочек сманили дочку в прошлом сезоне — так и пропала девка. Говорят, осталась служить какому-то горни, а может, солдат в межсезонье развлекает…

Нет для Варана другой работы. Мелькнула рыбьим хвостом, и привет. Так всегда бывает — долгие месяцы ждешь сезона, а придет он — и хочется, чтобы поскорее закончился. Сил нет. В ушах крик, звон посуды, пьяные песни; глаза лаются. Всю ночь гулял бы, купался, нырял… Но вышли. Завтра на рассвете вставать.

Порт не спал и ночью. Там что-то стучало, скрипело, вполголоса бранилось; на рейде стояли корабли, касались звезд голыми мачтами. Варан насчитал одиннадцать огромных судов, а ведь прячутся еще за мысом… И на каждом, кроме знати, — служек целый выводок, все при деньгах, все жадные до развлечений и щедрые на плату…

Вот парочка в соседней купальне. Приезжие — у парня руки голые, у девицы подол неприлично короток, почти до колен. Целуются, не видят Варана. Наконец отлепившись друг от друга, бросают в море монетки — сперва она, потом он.

Варан ухмыльнулся в темноте. Осенью монетками засыпаны улицы и крыши; которые императорские — добавятся к доходам. Из прочих делают украшения, игрушки, грузила и блесны.

А сколько потерянных за сезон побрякушек находится потом в сточных канавах! Колечки, заколки и гребешки, кожаные купальные туфли, цепочки, тряпки…

И утопленники, правда, тоже попадаются. За сезон не бывает так, чтобы никто не утопился — спьяну или по несчастной любви. И лежит до осени на чьем-то поле такой неудачник, ждет, пока засмолят в мешок и отправят на дно теперь уже окончательно…

Варан вздохнул и, как был в одежде, без всплеска соскользнул в воду.

Обняло до самой макушки. Тепло, будто купаешься в кри-чайкином молоке. Дна нет — внизу, на страшной глубине, отцовский дом и винтовая площадка. А если опустить лицо в воду и размахивать руками — разлетаются искры, плавучие звездочки, души забытых рыб…

Море дышало. Рядом, в порту, скрипело и постукивало; ни единого тревожного звука не разнеслось над водой — но Варан вздрогнул и поднял голову.

На берегу у купальни, где минуту назад целовалась парочка, происходила теперь беззвучная возня. Кому-то зажимали рот, кому-то накидывали на голову мешок; чем безумнее становился сезон, тем больше работы было императорскому патрулю. А с двумя голубками, кажется, все кончено — найдет их кто-то осенью на крыше поросшего водорослями дома… А может, и не найдет, если течение…

— Стража! Сюда! — истошно завизжал Варан. Его визг перекрыл звуки порта, пролетел над водой, разбился о скалы, может, не услышанный никем, а может, и услышанный. — Стража! Убивают! Грабят! Сюда!

Наверху, в зарослях ктотусов, заколотили железом о железо. В порту прекратился скрип и через секунду ударил колокол.

Возня на берегу стихла. Не разбираясь, кто победил и кто жив, Варан набрал побольше воздуха и нырнул так глубоко, что запищало в правом ухе.

Хорошо хоть, одежду не бросил на берегу. По одежде его мигом выследили бы.

Ничего никому не сказал — даже отцу. Ходил от стола к столу, как медуза в глубинных водах, путал креветки с творогом, а пиво с палочками для чистки зубов, когда в дверях появился улыбчивый господин, наводивший о Варане справки.

Из-за стойки тут же появился отец, покачивая кулаками, как стальными грузилами.

Улыбчивый господин охотно напоролся на его подозрительный взгляд:

— К вам, хозяин, к вам собственнолично… Поговорить надо. Есть минутка?

Свет шел снизу, из-под воды. Снаружи светило солнце, забивалось в широкую пещеру, как сладкое пиво в разинутый рот. Просачивалось сквозь подводную решетку: выход в море был глубоко перекрыт. Хозяин не хотел, чтобы старые змейсихи отправились на прогулку и ненароком угодили в чью-то жадную пасть.