И, с заметным облегчением отложив в сторону шитье, продекламировала:
В школе так всегда быпает:
Девки учат, парни знают,
А потом часы пробили —
Парни сразу все забыли.
Ну-ка повторим сейчас
Хитрую науку,
Кто в стране живет у нас, —
Чтоб развеять скуку.
Гилликинцы умные,
Манчики разгульные,
Винки бесшабашные,
А марраны страшные.
Но всех хуже квадлины,
Мерзкие создания,
Глупые, как гоблины
После одичания.
Они кровь младенцев пьют,
А больных товарищей
Первым делом в гроб кладут
И хоронят заживо.
— Ну что ты о нем знаешь? Женат ли он? Почему оставил свою Топкую трясину или откуда он там родом? Это, конечно, не мое дело, но…
— Да когда ты занималась только своими делами? — хмыкнула Мелена.
— Вот когда начну, сразу почувствуешь, — пообещада няня.
Вскоре после этого разговора они сидели за ужином во дворе у костра. Няня собиралась уезжать, от чего у Мелены поднялось настроение. Черепашье Сердце состряпал неаппетитное рагу из диких яблок, ветчины и сыра. Фрекс благодушно разглагольствовал. Память о дьявольском механизме — Драконе времени — мало-помалу сглаживалась, и закамышцы, хвала Безымянному Богу, снова стали приходить к священнику на строгие проповеди. Его двухнедельный миссионерский поход в Суходревье увенчался успехом. Наградой Фрексу стали кошелек с медяками и преданные, а то и откровенно фанатичные взгляды прихожан.
— Что если наше время тут сочтено? — рассуждал Фрекс, закинув руки за голову и откинувшись на спинку скамьи. Новообретенное счастье уже не удовлетворяло его. — Может, из Закамышья нам открывается другая дорога? Та, на которой нас ждут великие дела? Где уготована яркая судьба?
— Да будет тебе, — вяло ответила Мелена. — Девять поколений моих предков карабкались наверх — и вот, пожалуйста, я здесь, в богом забытом месте, по колено в грязи. Какая уж тут яркая судьба?
— Я говорю о духовных подвигах. Я не предлагаю ломиться в Изумрудный город и бороться за право стать личным исповедником Пасториуса.
— А почему бы тебе не предложить себя на пост духовника Озмы? — оживилась няня, представив, как зажила бы она в свете, добейся Фрекс такого положения. — Правда, пока она еще ребенок. Хотя… Ну поправит какое-то время ее отец — это недолго, как вообще у мужчин. Ты еще молод, Озма повзрослеет, и у тебя будет возможность управлять целой страной.
— Меня не интересует придворная служба, даже если новая королева станет Озмой Наисвятейшей, — отрезал Фрекс. — Мой долг — нести слово Божие попранным и угнетенным.
— Милости надо идти в Квадлинию, — сказал Черепашье Сердце. — Там попрано и угнетено.
Впервые за долгое время стеклодув упомянул о своей стране. Вспомнив недавний разговор с няней, Мелена отмахнулась от дыма и спросила:
— А почему ты ушел из Оввельса?
— Ужас, — ответил Черепашье Сердце.
Эльфаба, которая сидела у точильного камня и сосредоточенно давила муравьев, заинтересовалась и подняла голову. Все ждали от квадлина пояснений, но он, похоже, закончил. У Мелены екнуло сердце; предчувствие говорило ей, что вот-вот, в этот счастливый вечер, произойдет что-то страшное.
— Что значит ужас? — спросил Фрекс.
— Как-то мне зябко, — пролепетала Мелена. — Пойду накину платок.
— Или можно сразу стать духовником Пасториуса. — Няня попыталась вернуть разговор в прежнее русло. — Зачем отказываться? Наверняка со связями Мелены ты сможешь добиться приглашения…
— Ужас, — произнесла вдруг Эльфаба.
Ответом на ее первое слово было ошеломленное молчание. Даже желтая луна словно замерла между деревьями.
— Ужас? — переспросила Эльфаба, оглядываясь. Лицо ее оставалось серьезным, но глаза задорно заблестели: она поняла, чего добилась. Ей было почти два года. Длинные острые зубы больше не удерживали слов внутри нее.
— У-жас, — шепотом, смакуя, произнесла она. — Ужас.
— Иди к няне на ручки, Эльфи, посиди тихонько. Малышка послушно подошла, но села на самый краешек колен и выжидающе посмотрела на стеклодува.
— Черепашье Сердце думает, девочка говорит впервые, — благоговейно сказал тот.
— Да, и она спрашивает про ужас. — Фрекс пустил колечко дыма. — Если это не секрет, конечно.
— Черепашье Сердце плохо говорит. Его дело — дуть стекло, а слова пусть говорят Милость, Госпожа и няня. И теперь еще девочка.
— Скажи хоть немного, раз уж начал.
Мелена поежилась. Она так и не сходила за платком: ноги будто вросли в землю.
Читать дальше