Грегори Магвайр - Ведьма - Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

— А еще в тайной пещере под страной Оз живет страшный змей, Дракон времени, — внушала няня. — Говорят, наш мир — это его сон, и как только Дракон проснется, мир рухнет.

— Да прекратится когда-нибудь эта ересь?! — взревел Фрекс.

Эльфаба подползла к столу на четвереньках, оскалилась и зарычала, как будто знала, что такое дракон, и пыталась его изобразить. Зеленая, она и вправду походила на маленького дракончика.

— Фабала, милая моя, перестань, — упрашивал ее отец, но малышка упрямо продолжала рычать.

Прошла весна, близилось к концу лето. Давно минула весенняя свежесть, на смену ей пришла засуха. Мелена с няней стирали белье в тоненьком ручейке. Эльфаба, вечный враг воды, объедала дикую грушу. Она пригнула деревце и вертела головой, хватая зубами кислые карликовые плоды и выплевывая косточки.

— Тут бродит какой-то зверь, — говорила няня. — Я несколько раз видела, как вечером кто-то шныряет по папоротникам. Какие здесь вообще водятся животные?

— Ничего крупнее белки, — отмахнулась Мелена.

— Это точно не белка, ты уж мне поверь. Может, медведь?

— Здесь нет никаких медведей. Ходили слухи, будто на холмах живут горные тигры, но никто никогда их не видел. Впрочем, они звери осторожные, пугливые и не спускаются к человеческому жилищу.

— А волки? Тут не водятся волки?

— Няня, ну мы же не в лесу живем! Здесь, конечно, глухомань, но очень спокойная. И нечего пугать меня рассказами про волков и медведей.

Эльфаба, которая пока не разговаривала, глухо заворчала — видимо, изображая волка. Или медведя.

— Не нравится мне все это, — поежилась няня. — Хватит уже стирать, пошли домой, мне надо с тобой потолковать. А малышку лучше оставь со стеклодувом.

— Это еще зачем? Все равно она ничего не понимает.

— Не разговаривает — еще не значит, что не понимает. По-моему, так наоборот, она понимает слишком много.

— Даты посмотри на нее! Мажет себя грушей, как помадой.

— Скорее как боевой краской.

— Милая нянечка, хватит вредничать. Стирай лучше. Видишь, какое грязное белье.

— Я даже не спрашиваю, чей здесь пот и чье семя.

— И хорошо, что не спрашиваешь. Только нравоучений мне еще не хватало.

— А ведь рано или поздно Фрекс все узнает, никуда не денешься. Эта твоя новая склонность к послеобеденным снам… Впрочем, тебя всегда тянуло к парням со здоровой колбасней и парой круто сваренных яиц.

— Няня, хватит! Это вообще не твое дело!

— А жаль, — вздохнула та. — Вот что значит старость. Все говорят, опыт, опыт, — а я бы хоть сейчас обменяла его на такого вот колбасника.

Мелена брызнула в нее водой. Старуха заморгала, но тему сменила.

— Живи как знаешь. Твой сад — тебе его засеивать, тебе и урожай собирать. Я вообще-то хотела поговорить об Эльфабе.

Мелена бросила взгляд на дочку. Та сидела на корточках возле груши, неподвижная, как изваяние, как маленький сфинкс, и внимательно на что-то смотрела. На ее нос села муха, но Эльфаба и бровью не повела. В следующее мгновение она прыгнула и шлепнула руками по земле: ну просто зеленый безволосый котенок за ловлей бабочек.

— О чем именно?

— Ей пора знакомиться со сверстниками. Она быстрее заговорит, когда услышит речь других малышей.

— Вовсе не обязательно. И вообще мнение о том, что дети лучше говорят среди сверстников, давно устарело.

— Ну-ну, не умничай. Девочке надо привыкать к людям, а то она все с нами да с нами. Ей и так предстоит нелегкая жизнь; пусть поучится общению. Уж я и разговариваю с ней, и песенки пою, и стихи читаю — а она все молчит. Почему она молчит, Мелена? Почему не лепечет, как нормальные дети?

— Глупая потому что. Бывают такие.

— Надо, чтобы она играла с другими детьми. Чтобы заразилась от них весельем.

— А Фрекс и не ждал себе веселого ребенка. Он и так считает, что все слишком много веселятся в этом мире. И тут я с ним согласна.

— А твои забавы с квадлином — это что? Упражнения в послушании?

— Ты опять? Я же просила!

Мелена с удвоен ной силой принялась тереть полотенце. Теперь няня просто так не отвяжется: у нее что-то есть на уме. А ведь она права. Черепашье Сердце наполнил жизнь Мелены смыслом и святостью, и когда они катались по постели, с нее слетало не только нижнее белье, но даже стыд.

Мелена не могла этого объяснить, но знала, что даже перед грозным трибуналом унионистских священников, обвиняющих ее в прелюбодеянии, она, не смущаясь, рассказала бы правду. Каким-то чудом Черепашье Сердце вернул ей уважение к себе, веру в лучшее, утраченную после рождения зеленой дочки — живого напоминания за грех столь незначительный, что она даже не помнила, совершала ли его. Но не просто плотская любовь возродила Мелену, хотя само это было бесподобно; гораздо важнее для нее было видеть, что квадлин не краснеет перед Фрексом и не сторонится маленькой уродливой Эльфабы. Он устроил мастерскую в дальнем углу двора, где выдувал и шлифовал стекло. Сама судьба как будто принесла его на спасение Мелене. Если и существовала другая цель его пути, она была давно забыта.