Грегори Магвайр - Ведьма - Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

Килиджой малышу не понравился, зато теплый фургон пришелся по душе.

Они разбили лагерь, немного не доехав до Киамо-Ко. Вверху, между черными скалами, возвышался мрачный угловатый замок, словно орел в гнезде. Его башенки, зубчатая стена с амбразурами и опускные решетки не могли скрыть прежнего здания Водного совета, которым был когда-то Киамо-Ко. Внизу тянулся широкий приток реки Мигуньи. Когда-то, в период жестоких засух, регент Пасгориус собирался перегородить ее и направить воду в Манчурию. Потом арджиканский князь взял Водный совет штурмом, превратил его в крепость, а после смерти завещал своему единственному сыну Фьеро. Так по крайней мере помнила Эльфаба.

Эльфаба собрала свои скромные пожитки. Пчелы жужжали (чем больше она к ним прислушивалась, тем интереснее становились их песни); Килиджой недовольно поглядывал на отнятую добычу; вороны, почувствовав перемены, отказывались от пищи, а обезьяныш, названный за попискивания Чистри, разомлел от тепла и безопасности и трещал без остановки.

За ужином у костра говорились слова прощания, поднимались тосты и даже высказывались сожаления из-за предстоящей разлуки. Вечернее небо было чернее прежнего: возможно, из-за снежных пиков вокруг. Из фургона вылез Лир с сумкой и каким-то музыкальным инструментом и тоже стал прощаться с Отси.

— И ты идешь в Киамо-Ко? — спросила Эльфаба.

— Да, я с тобой.

— Со мной? — переспросила Эльфаба. — С воронами, обезьяной, пчелами, собакой и ведьмой?

— Куда же мне еще деваться?

— Понятия не имею.

— Я могу заботиться о собаке, — предложил Лир. — И собирать для тебя мед.

— Как хочешь, — безразлично ответила она.

— Хорошо.

И мальчик начал готовиться к тому, чтобы идти в Киамо-Ко. В дом своего отца.

— Сарима, — позвала младшая сестра. — Просыпайся. К нам гости, а я не знаю, готовить на ужин курицу или нет. У нас их так мало осталось. Если теперь приготовить, потом яиц может не хватить. Ты как считаешь?

Вдовствующая арджиканская княгиня застонала.

— И стоило меня будить ради такой мелочи? Неужели сама решить не могла?

— Я-то могла, — сварливо отозвалась сестра. — А вот когда кончатся яйца, без завтрака останешься ты.

— Ах, Шестая, голубушка, не слушай меня, я еще не проснулась, — сказала Сарима. — Ну, что за гости? Опять какой-нибудь старик с гнилым ртом и рассказами об охоте пятидесятилетней давности? Зачем мы их только пускаем?

— Нет, это женщина. В некотором роде.

— В некотором роде? — Сарима села в кровати. В зеркале отразилось все еще красивое лицо, белое, как молочный пудинг, но уже заплывающее жиром, который, подчиняясь закону тяготения, тут же обвис дряблыми складками. — Не ожидала от тебя, Шестая. Пусть мы уже не стыдливые девицы, как раньше. Но то, что ты младшая из нас и все еще можешь найти у себя талию, не повод издеваться над другими.

Сестра надулась.

— Ну хорошо, просто женщина. Так готовить курицу или нет? Если да, то пойду скажу Четвертой, и начнем готовить. А то ведь так до ночи без ужина просидим.

— Нет, пусть лучше будут сыр, фрукты, хлеб и рыба. У нас ведь она еще в колодце не перевелась?

Рыба не перевелась. Шестая повернулась было идти, но тут вспомнила.

— Я тебе чашку чая принесла. Вон там, на тумбочке.

— Спасибо. Ну а теперь скажи, только без шуток, — какая она собой, наша гостья?

— Зеленая, худая и страшная, старше нас всех. В черном платье, как старая монтия, только все-таки помоложе. На вид ей лет тридцать, может, чуть больше. Она не представилась.

— Зеленая, говоришь? Какая прелесть!

— Прелесть — не совсем то слово, которое приходит на ум.

— Так она что, на самом деле зеленая? Не зеленая от ревности или, там, от злости?

— Уж не знаю, от чего она позеленела, может, и от ревности, но только зеленая — это точно. Как трава.

— Надо же! Ну раз она в черном платье, то надену-ка я белое. Для разнообразия. Она одна?

— Она приехала с караваном, который мы видели вчера в долине, и привела с собой звериную компанию: овчарку, рой пчел, нескольких ворон и маленькую обезьянку. И с ней еще какой-то мальчишка.

— И что она собирается со всем этим делать зимой в горах?

— Сама спроси. — Шестая сморщила носик. — У меня от нее мурашки по коже.

— Да у тебя от всего мурашки по коже. Когда будет ужин?

— В полвосьмого. Эта страшила мне весь аппетит отбила. Исчерпав слова отвращения, Шестая ушла, а Сарима еще долго пила чай, лежа в постели. Перед сном сестра развела ей огонь в камине и задернула занавески, но теперь Сарима раздвинула их и выглянула во двор. С тех пор как арджиканцы разогнали Водный совет и укрепили замок, планировка Киамо-Ко почти не изменилась. По форме он напоминал букву «П»: центральный зал, от которого вдоль круто спускавшегося дворика тянулись вперед два боковых крыла. По углам замка, опираясь на естественные возвышения горы, высились башни. Когда шел дождь, вода бежала по мощенному камнем двору, вытекала из-под резных дубовых ворот, покрытых яшмовыми плитами, и струилась вниз мимо деревенских домиков, ютившихся вблизи крепостных стен. Сейчас, вечером, двор был сер, холоден и усыпан пучками соломы и опавшими листьями. Светились окна в мастерской старого сапожника, и из трубы, отчаянно нуждавшейся в ремонте, как и Все в этом ветхом замке, шел дым. Сарима предвкушала, как проведет гостью в главный дом. Только ей, арджиканской княгине, принадлежала честь приглашать гостей в свои покои.