Ник Перумов - Ведуньин Двор

Голос, раздавшийся за спиной у старухи, был упрям, суховат и силён. Молодая женщина, едва ли давно разменявшая третий десяток, поджарая, словно волчица. На лице нет морщин, а вот волосы уже седы, и спускаются на грудь длинными снежными прядями, на концах – деревянные кольца-обереги, со сложными рѣзами на них. Нос с горбинкой, густые брови сдвинуты. Руки сложены на груди. Невелика ростом, а и сверху вниз на неё не посмотришь.

– Явилась, – так же сухо ответствовала старуха. – Как же без Анеи Вольховны, первой чародейки русских земель!

– Явилась, – кивнула Анея. Как и у юной Зорьки, голову её покрывал плат, только узел не под подбородком, а на затылке. – По делу шла, а уж коль «явилась»… Спросить явилась, зачем ты Зорю с Ольгом, превращальщиков, к реке погнала? Имперцы там мост ладят, отсюда вижу. А чего не увидела б глазами, явила бы чарами. Зачем ребятишками рискуешь, наставница?

Верея поджала губы, ответила неохотно, но всё же ответила.

– А где ж их ещё учить, как не на имперцах? Пугала огородные пересчитывать? Не-ет, Анея, только так. Тебя также вот учила… и выучила, на свою голову.

Анея Вольховна ухмыльнулась снисходительно, мол, болтай, старушка.

– Тем горжусь, – продолжала, однако, старая Верея. – Первая чародейка ты и есть! Не всем это по нраву, признаюсь, однако чего ты со мной пререкаться-то вздумала? Нельзя пацанам да пацанкам волю давать, жалеть их нельзя, гнать их, лежебок, надо, вперёд и только вперёд! Только так толк и выйдет. Вот как из тебя вышел.

– Да уж, вышел. – Анея следила за чёрной пустельгой, каких не бывает в природе. Маленькая соколица описывала круги над строящейся переправой. – Я твоего двора, Верея Велиславна, боялась пуще смерти. Лупила ты меня, наставница, смертным боем, чем попало и по чему попало. И ремнём потчевала, и розгами, и веником, и даже черенком от лопаты ты меня отколошматила как-то раз…

– Да? – равнодушно пожевала губами старуха. – Не припомню. Одно могу сказать, Анеюшка, ученица моя первейшая – всё к лучшему обернулось. Спокойно могу теперь в могилку улечься. Сильную ведунью – тебя – вырастила, сильнее себя самой! Вот только двора своего у тебя нет, а это плохо. Должен быть у первой ведуньи земель наших свой двор. Иначе не ведунья ты, а трава перекати-поле…

– Меня вырастила, а такую редкость уродившуюся, сразу двух превращальщиков, – к имперцам гонишь, – покачала головой Анея. – Ремень или хворостина ещё ладно, порой и впрямь надо. А вот так, прямо Ворону в когти… А что до «дворов»… так ведь боялись двора твоего, Верея Велиславна, боялись до жути, чуть что: «К Верее на двор захотел?» – матери детей пугали.

– Вот и правильно, – проскрипела старая ведунья. – Так и должно быть. Малых да неразумных бабайками пугать можно, а кто подрос, тех кем?.. А без этого нельзя, забалуют!..

Анея только головой покачала.

– Всё равно. Зорька да Ольг…

– Всё с ними будет хорошо. – Верея не шелохнулась. «Железная она, что ли?» – с невольным уважением подумала Анея. Головы не повернёт, голоса не повысит. А ведь знает, что меня слабее. И знает, что… что не люблю я её. А она меня. Бывает такое, да; хоть и выучила она меня всему, и под Чёрной горой вместе стояли, цепь замыкая, подземный огонь усмирить чтобы, – а вот не люблю. Слишком уж лютовала. Слишком уж часто за ремень хваталась.

– А если не будет? Отзови их, Верея Велиславна. Твои то ученики, не мои. Тебе круг их доверил, не мне. А знаешь, почему, наставница? Потому что ты меня выучила. Потому что ко мне идут теперь вереницей. Анея Вольховна то, Анея Вольховна сё. Так что я тоже голос имею.

– Ничего ты не имеешь. – Вывести из себя старую колдунью, казалось, было совершенно невозможно. – Вот во дворе собственном утвердишься, вот дадут тебе когда ученицу, тогда и решать станешь, за что взяться – за вожжи, за хворостину, или ещё как вразумлять.

– Отзови их, наставница! Отзови, пока не поздно! Не просто так там мост ладят, не чувствуешь, что ли? Опять этот… зрячий притащился. Боюсь, он и сквозь облик их истинную натуру разглядеть сможет. Не чувствуешь, наставница?

– Отчего ж не чувствовать, Анеюшка? – обманчиво миролюбиво протянула старуха. – Всё я чую. Не выжила ещё из ума, ветер да травы слушать не разучилась. Потому здесь и торчу. Чую зрячего и ребятишек на него натаскиваю. Иль думаешь, у меня силы их вытащить не хватит? Ещё как хватит. Да и ты здесь, любезная моя. Подмогнёшь, коль чего, – колдунья хихикнула.