Маргит Сандему - Невыносимое одиночество

Чтобы хоть как-то успокоить ее, Микаелу надо было бы взять ее под столом за руку и пожать. Но он на это не решился. Между ними не было никакого доверия, никакой общности. Теперь они были более чужими друг другу, чем в моменты прежних случайных встреч при дворе.

Должен ли он оставить ее в этот вечер одну, чтобы избавить ее от душевной муки, вызванной его присутствием? Он даже не догадывался о том, что Анетту страшила не душевная мука.

Нет, если он уйдет, дело будет еще хуже. Одинокая, покинутая, униженная.

Но как ему справиться со всем этим? С этой ночью, с этим браком…

С этой жизнью…

Наконец все гости ушли. Марка Кристина поцеловала его в щеку и пожелала счастья. Королевский егерь крепко пожал его руку и пробормотал что-то по поводу прекрасной партии… И вот он остался наедине с Анеттой в ее покоях, где им предстояло временно жить.

Она долго стояла на коленях перед изображением Мадонны, но он так и не понял смысл ее молитв. Возможно, ему тоже следовало помолиться вместе с ней, но это было бы с его стороны лицемерием.

В комнате воцарилась гнетущая тишина.

Сев на краешек стула, Анетта, одетая в роскошное подвенечное платье, принялась отпарывать кружевные манжеты. Ее волосы были искусно причесаны, перевиты жемчугом и покрыты вуалью, а талия ее была такой тонкой, что он мог бы обхватить ее ладонями. Но у него не было ни малейшего желания делать это.

Сам он стоял посреди комнаты, не зная толком, что ему делать. Сделав несколько шагов, он в нерешительности остановился.

Девушка молчала.

«Только бы пережить все это», — думала она. Но он об этом не догадывался.

Прошло минуты две. Микаел понял, что ждать от нее помощи бесполезно. Начинать нужно было ему.

Но как?

Негодуя на нее, на своих приемных родителей, на себя самого, угодившего, словно баран, в эту западню, он выпалил:

— Ошибкой было то, что мы не разговаривали друг с другом.

Его слова повисли в тишине, словно изморось.

— Да, — прошептала она, комкая носовой платок, который держала в руке весь день.

«Что толку от разговоров? — подумала она. — Мужчины не удостаивают беседой женщин, это я хорошо знаю. Им нужно только одно».

Он в безнадежности плюхнулся на стул рядом с ней.

— Так давай же поговорим!

На ее бледном, как мел, лице появился проблеск облегчения.

— О чем же? Что Вам угодно знать?

Микаел все еще был в ярости.

— Во-первых, ты хочешь, чтобы я ушел? Хочешь остаться ночью одна?

Она задрожала. Этого она не ожидала. «Что ему нужно?» — подумала она. Но на его лице трудно было прочитать какие-либо желания. Он был раздражен? Вряд ли. Что плохого она сделала? Она задрожала от страха.

— Нет, Вы можете остаться здесь, — без всякого выражения произнесла она, — если Вам угодно.

На это он ничего не ответил.

— Тогда продолжим разговор. Почему ты решилась на это… мероприятие?

Она взглянула на него, испуганная резкостью его тона.

— Но это же ясно! Разве у меня был выбор?

— Благодарю, — с горечью произнес Микаел.

— Нет, ах… я не имела в виду, что…

— Я все понял, тебе не нужно что-то объяснять. Я сам в таком же положении.

От этих слов ее глаза загорелись, словно черные угольки.

Никогда он не видел до этого такой непостижимой муки. Это тронуло его. Он наклонился к ней и взял ее за руки, с проклятием бросив на пол ее носовой платок. Она хотела было убрать руки, но он держал их крепко.

— Анетта, — как можно более дружелюбно произнес он с натянутой улыбкой, — Анетта, объяснившись друг с другом, мы станем честнее и естественнее.

— Но Вы сказали… — пролепетала она.

— Я знаю, что я сказал. Я сказал, что давно хотел этого.

— Значит, это было не так?

«Я едва ли знал, кто ты вообще такая», — чуть было не сказал он. Но, видя, как она вся сжалась в ожидании его слов, он смягчился и не решился бросать ей правду в лицо.

— В общем-то, так оно и было, — соврал он к ее явному облегчению, и это согрело его человеколюбивую душу. — Я помню, как мечтал найти девушку, с которой мог бы разделить свою жизнь. И я посмотрел на тебя — так, мимоходом — и подумал: «Вот эта, маленькая… она ничего себе. Кто она? Богобоязненная и кокетливая одновременно». Ты ведь знаешь, придворные дамы, собравшись вместе, производят впечатление поверхностных натур. Так что более глубоких чувств я к тебе не испытывал.

Она опустила голову, вуаль упала с ее висков.

— А ты, — спросил Микаел, — что ты испытываешь ко мне?

— Я…

— Только честно! Без лицемерия!