Маргит Сандему: Ангел с черными крыльями

Не мешкая, Гадкий Олле стал на край загородки и прыгнул в навозную жижу — как можно дальше. Навоз этот собирали весной, вместе с оттаявшей землей, и теперь это была зыбкая, вонючая каша. Но он целенаправленно работал локтями, продвигаясь вперед. Его рука победоносно сжала монету — в том самом месте, куда она упала. Теперь она его, его!

Но, странно, он вдруг заметил, что не достает до дна. Пустяки, он сумеет выкарабкаться. Главное, у него в руке была монета. Девчонка…

Она снова села на край загородки и теперь смотрела на него сверху вниз. Вот уж он задаст ей чертей, как только выберется! Но как выбраться?

Как он ни старался приблизиться к краю загородки, он оказывался от него все дальше и дальше. Повернуться он тоже не мог, поскольку навозная жижа была слишком густой. К тому же он не знал, с какой стороны загородка ближе.

Ему стало трудно держаться на поверхности. Руки уже устали. Ноги тоже, их затягивало все глубже и глубже. Глаза девчонки…

Такие странные глаза. Неужели… Не может быть…

Он открыл рот, чтобы крикнуть, но тут же хлебнул навозной жижи.

Соскочив с края загородки, Тула выбежала из хлева.

— Арвид — мой друг, ты понял? — бросила она в воздух. — Когда-нибудь он достигнет многого.

Так оно и получилось с Арвидом Поссе. Он стал премьер-министром Швеции. Но это уже другая история.

Гадкого Олле нашли через две недели после случая в хлеве, когда содержимое навозной кучи стали вывозить на поля. Он по-прежнему сжимал в руке большую серебряную монету Арва Грипа.

— Ну вот, значит, у кого оказались длинные руки, — сказал Арв старому Поссе.

«Какое облегчение для нас всех, — подумал он. — Ведь моя маленькая Гунилла подозревала, что это сделала Тула. И как она только могла подумать такое про нашего ангелочка?»

— Невелика потеря, что он умер, — сказал Поссе. — Но мне следует быть более осмотрительным с теми, кого я нанимаю на работу. Однако как же ему удалось утонуть в навозной жиже?

— Может быть, лучше не расследовать это дело, — пробормотал Арв Грип, не догадываясь, как он близок к истине в своем предположении. — Я прокипячу монету и положу ее на прежнее место в ящик комода.

— Пожалуй, так и нужно сделать, — согласился Поссе.

Под развесистой яблоней маленькая Тула ласкала и тискала послушного и смирного, хотя и очень крупного черного кота, лапы которого свисали почти до земли, словно лапы дракона, которого держал в своих руках Тор. Как истинная представительница рода Людей Льда, Тула испытывала безграничную любовь к животным.

Именно эта любовь к животным часто подводила Тулу — вернее, приводила к разоблачениям. Каждый год во время убоя скота разыгрывались жуткие сцены, потому что она знала каждое животное во дворе и была для них для всех другом. Однажды она не сдержалась и пожелала чуму тем, кто «злодейски» поступил с одним из ее четвероногих друзей. И все четверо, участвовавшие в забое, действительно в течение нескольких недель были тяжело больны, тогда как Тула сидела в укромном уголке и горевала о своем друге, с которым так много раз разговаривала в хлеве и которого ласкала. Разумеется, никто не проклинал ее за то, что четверо работников заболели, но все видели, как девочка страдает. Так что в следующий раз, когда подошло время забоя скота, мама Гунилла отправилась с дочерью домой, чтобы избавить девочку от ненужных страданий.

И всем нравилось в Туле то, что она так любила бедных животных.

Дедушке Арву следовало бы быть начеку: ведь любовь к животным была наследственной чертой Людей Льда. А у «меченых» — в еще большей степени, чем у остальных. И Арв не видел ничего плохого в том, что его обожаемая внучка так любила животных.

Куда хуже было с посещением церкви.

Тула твердо решила никому не раскрывать свою сущность. Быть милой и послушной, втихомолку делая свои дела, чтобы никто ее ни в чем не заподозрил.

Каждое воскресенье вся семья ходила в церковь в Бергунде, и она, разумеется, тоже была среди них. Много раз ей удавалось скрыть свое лихорадочное состояние, но так долго продолжаться не могло, и она была достаточно умной, чтобы понимать это. Но она крепилась.

Для такого «меченого», как она, было сущим кошмаром просто переступать порог церкви, а уж сидеть и слушать часами то, что казалось ей пустой болтовней — это было просто невыносимо. Но поскольку в ее крови бурлило злое начало, она была способна превозмочь свои страдания. Она просто отгораживалась стеной от всех наставлений священника. Тем более, что он произносил не так уж много хороших слов, поскольку паства его постоянно должна была чувствовать свою греховность и верить в то, что только смиренная молитва может спасти человека. И когда он принялся угрожать своим прихожанам адским огнем и кипящей серой, Тула не выдержала. Сжав кулаки, она бормотала в ответ на его слова грубые ругательства.