Маргит Сандему - Лед и пламя

— Ну, ладно, тогда возвращайся сюда!

В своей комнате она постояла минутку в нерешительности, пытаясь засунуть в рот сразу все ногти, бормотала «О!» и «Нет, что мне делать?» и «Дорогая Сигне, почему ты меня об этом просишь?» Но она не могла подвести свою бедную усопшую сестру, этого она действительно не могла.

Когда сразу после этого Белинда, не осознавая ситуации, вошла в комнату Герберта Абрахамсена, она была одета в свое траурное платье. Герберт, снявший пиджак и оставшийся теперь в рубашке и жилете, оглядел ее с довольным выражением лица.

— Так, да! Подожди немного… Он подошел и застегнул верхние пуговицы ее воротника, расправил его.

— Так! Нет, чего-то не хватает…

Он быстро вышел и вернулся обратно с брошью, которую он прикрепил к воротнику. Белинда узнала брошь, она принадлежала фру Тильде.

На душе ее становилось все хуже и хуже. Герберт взялся за ее волосы и сделал пробор посередине. Затем он туго стянул их и закрепил узлом на затылке. После этого он полюбовался на дело своих рук.

— Так, хорошо! Нет, погоди…

Он отошел и сложил ее руки над животом.

— Такой ты должна быть! Такой хотела видеть тебя Сигне.

Белинда мельком увидела себя в большом зеркале и отшатнулась. Она подумала, что господин Абрахамсен шутит. Никогда в жизни Сигне не захотела бы, чтобы Белинда так выглядела! Она же была похожа… нет, фу!

Но, взглянув на Герберта, она убедилась, что он меньше всего был расположен шутить! Он уставился на нее блестящими глазами, хватал воздух полуоткрытым ртом.

— Я полагаю, что мне лучше снять с себя эту брошь, — произнесла она дрожащим голосом.

— Нет, нет, ничего не трогай! — возбужденно крикнул Герберт. — А теперь подойди сюда. Этого Сигне хотела от тебя. Чтобы ты посидела здесь со мной на постели…

Сигне? Неупокоившаяся? Недовольная Белиндой? Она присела, не имея сил сопротивляться. Нет, что же он делал? Он стал гладить рукой ее ногу.

— Ой, у меня здесь длинная ссадина, — сказала она.

— Именно это я и хотел посмотреть, — осторожно сказал Герберт. — Ой-ой, маленькой прелестной ножке, наверное, больно. Дай мне подуть…

Он целовал ее ногу. Белинда боролась с искушением оттолкнуть. Она была так отчаянно не уверена в том, чего хотела Сигне. Потому что Белинда всегда верила словам людей. Ложь была для нее почти неизвестным понятием.

— М-мм, — произнес он с удовольствием. — Почеши маленькому мальчику головку, так давно…

Белинда была в крайнем смущении. Неужели Сигне действительно?.. Она оцепенела от отвращения.

Теперь Герберт целовал оба ее колена. Она сидела, отодвинувшись, растопырив пальцы рук. С отвращением она смотрела на блестевший напомаженный затылок с редкими волосами, пока он с жадностью хватал и облизывал ее колени.

— Господин Абрахамсен, я не верю…

— Сигне хочет, — простонал он. — Сигне хочет.

Но когда его руки начали блуждать выше и приблизились к точке, которая была у Белинды самым «стыдным» местом, она вскрикнула от страха и отвращения и вскочила. Но Абрахамсен навалился на нее, как свинцовый мешок, он не обращал сейчас внимания ни на что и был полностью во власти своих страстей. Он рвал и сдирал с нее одежду, изо всех сил прижимал ее к постели и срывал с себя свою одежду.

Белинда забыла о Сигне. Теперь нужно было только убраться отсюда. Она пыталась кричать, но он закрыл ей рукой рот, впился своими полными губами в ее, так что она чуть не задохнулась. Ей удалось освободить рот. На мгновенье она увидела его жирные белые ляжки, совсем голые, и его колени, которые он пытался втиснуть между ее. Белинда мгновенно похолодела от ужаса. И укусила. Ей попалось его ухо. Он издал вопль и схватился за ухо. Этого ей было достаточно, чтобы освободиться. Она вырвалась и с плачем бросилась к двери, в то время как Герберт пытался справиться со своими штанами. Белинда захлопнула дверь и приперла ее стулом. Затем она сбежала вниз по лестнице, пытаясь на ходу поправить панталоны, наполовину соскользнувшие с нее — одна из тесемок была оторвана, но ей удалось на время закрепить их. Все это время она сплевывала кровь — отвратительную кровь от мочки уха господина Абрахамсена. Одна мысль об этом вызывала тошноту, и Белинда заставила себя думать о бегстве и ни о чем другом. Она сорвала с себя ненавистную брошь и отшвырнула ее далеко от себя на пол в холле. А затем она выбежала из дома.

Воздух! Свежий воздух! Никакие королевские блюда, никакие богатства не могли с этим сравниться! Белинда делала глубокие вдохи. Она бежала и бежала. Прочь от Элистранда, к Гростенсхольму. Они сказали ей добро пожаловать туда, она могла обратиться к ним, если ей требовалась помощь. Так сказали они. Господин Абрахамсен был не очень умен. Подумать только, вести себя подобным образом! Хорошо, что Сигне не была вынуждена присутствовать при чем-то подобном.