Маргит Сандему - Лед и пламя

— Конечно, конечно! А твой внук? Он теперь доволен? У него больше не будет ночной гостьи, об этом он сам позаботился.

У Хейке вытянулось лицо.

— Не знаю, что и сказать об этой ночной гостье. Договор был, что никто из вас не должен входить в наши спальни. Марта нарушила договор. С другой стороны, мы рады, что смогли помочь ей. Но смотри лучше за своей сворой в следующий раз.

— Случайное упущение, — учтиво сказал призрак и скользнул вверх по ступеням лестницы, причем его ноги словно и не касались их. Затем он растворился во мраке верхнего этажа.

Хейке стоял и смотрел ему вслед, а на щеках у него вздулись желваки. Господи, что же они наделали, Винга и он, впустив в Гростенсхольм этот сброд? Ну, «сброд» был, пожалуй, неправильным словом, не все они были испорченными, хотя их, пожалуй, можно было назвать осужденными. Но как много огорчений они причинили, несмотря на то, что усадебное хозяйство за время их пребывания здесь процветало. Хейке много раз раскаивался в том, что Винга и он совершили весеннее жертвоприношение. Он испытывал обостренное чувство страха перед будущим. Чувствовал, что не мог держать их в такой узде, как раньше. Он должен был напрягаться, быть начеку. Он тяжело поднялся по лестнице и прошел мимо комнаты Вильяра. Подумать только, что мальчик хранил молчание о своем призраке все эти годы! Из чего он только сделан, этот его строптивый внук, имеющий корни в Эльдафьорде!

Вильяр в своей комнате слышал, как Хейке прошел мимо. Он лежал и прислушивался к тишине, к покою, царившему теперь в комнате. Да, это была очищенная комната, привидение исчезло навсегда.

Фру Тильда ходила по дому. Следила за девчонкой, охотившейся за ее сыном.

Герберт еще был подвластен матери. Об этом она судила по недавнему эпизоду, когда отругала девчонку за то, что та забыла повесить чехол на один из стульев в салоне. Бесстыжая Белинда осмелилась ей ответить! Ответила фальшивым невинным тоном, что фру Тильда просила ее не делать этого, потому что в сиденье надо было вбить гвоздь. Герберт слышал это. И он сказал, что его мать никогда не ошибается. Герберт был еще ее. И должен был таким оставаться.

Эту девушку нужно выставить из дома. Но пока что она была неопасна. Герберт был сильным и противостоял ее атакам, ее ребяческому восхищению. Но нужно быть начеку!

И тут фру Тильде пришло приглашение! От жены самого нотариуса! Этому она, конечно, не могла противиться.

Герберт сидел и возбужденно барабанил пальцами по коленям. Мама должна была отлучиться! Мама должна была уйти из дома! Он не хотел идти, хотя тоже был приглашен… У него болела голова. «Ты же знаешь, мама, моя мигрень. О, я не могу пошевелиться, я так болен! Да, спасибо, мама, положи руку на мой лоб! О, как приятно!»

Тильду раздирали противоречивые желания. Ехать ли ей? Или нет? Могла ли она?

Она пошла на компромисс. Герберт должен довезти ее до усадьбы нотариуса. Да, он это, пожалуй, мог, полагал он. А затем он должен в нужное время заехать за ней. В промежутке он должен был быть в постели. Он должен это пообещать!

Герберт обещал. Он так болен, так болен! Он отвез маму Тильду туда, куда ей было нужно, и вернулся домой очень скоро, преодолев путь галопом. Он изменил свой план. Ухаживать за Белиндой обычным способом было невозможно, для этого она была слишком глупа. Затащить ее в постель при помощи красивых слов было нельзя, так как она вбила в свою куриную голову, что должна сохранить свою добродетель до свадьбы когда-то в будущем.

Но здесь не будет никакой свадьбы! Совсем недавно Герберт присмотрел себе хорошую невесту из очень богатой семьи. Девушку из тех, кого его мать ненавидела по той или иной причине.

Но сперва он должен был овладеть Белиндой.

Он неделями ходил вокруг нее, он вожделел ее, так что у него чесались пальцы и другие места от желания дотронуться до нее, оказаться в ее объятиях. Это должно случиться вечером. С помощью гениальной хитрости.

Он только отдувался при мысли о Белинде. Вытирал ладони.

Герберт открыл дверь в детскую…

Белинда испуганно обернулась. Ребенок только что уснул, и она торопилась собрать детскую одежду и белье и прибраться. Но слишком поздно — вошел он.

— Я думала, вы больны, господин Абрахамсен, — прошептала она. Он облизал губы:

— Мне сейчас гораздо лучше. Есть… кое-что, о чем я хотел бы рассказать тебе, Белинда.

— Пожалуйста!

— Не здесь, — нетерпеливо прошептал он. — Выйдем в холл!

Белинда отложила детские вещи и вышла вместе с ним. Герберт отпустил в тот вечер прислугу, но Белинда об этом не знала. Она знала только, что в верхнем холле было не опасно: здесь ходило много народу.