Рикард не знал толком, считать слово «милый» комплиментом или оскорблением. Ему куда больше хотелось бы, чтобы его считали надежным защитником. Но милым?… Это звучало как-то неприлично. И совершенно не мужественно.
— Хотя пастор тоже был добр ко мне, — добавила она, всхлипнув.
— Неужели? — скептически спросил Рикард.
— Да, он… Мне кажется, он был добр ко мне потому, что хотел видеть меня в числе своих прихожан. Он смотрел на меня, разговаривал со мной, в особенности, после того, как узнал, что я…
Ей трудно было говорить. Рикард слышал, как она высморкалась. Он уже рассказывал ей о завещании, и она спросила об этом Камму. Камма же с триумфом возопила, что Прунк интересовался не Винни, а ее деньгами.
— Что ты унаследовала все после смерти бабушки? — подсказал ей Рикард.
— Да. О, мне так трудно об этом говорить!
— Говорить о том, что он так поступил с тобой? Она несколько раз шумно вздохнула, чтобы успокоиться.
— Нет, — ответила она. — Но он был единственным человеком, кто когда-либо обращал на меня внимание.
— Ты была… влюблена в него?
— В пастора Прунка? Н-н-нет, — медленно ответила она. — Не была. Я была… подавлена им!
— Это ты хорошо сказала, Винни.
— В самом деле? — изумленно спросила она. — Тетя Камма постоянно твердит мне, что я не умею выражать свои мысли!
— Разве ты не поняла, что твоя тетя во всем старается унизить тебя?
— Теперь я это поняла, после того, как с ней так дурно поступил этот… этот…
— Ну, скажи, так будет легче!
— Этот зачерствевший сдобный пряник! — убежденно произнесла она.
— Браво! Хорошо сказано!
Голос ее снова стал подавленным, напоминая внезапно увядший цветок.
— Но Господь повернулся ко мне спиной…
— Поверь мне, это вовсе не Бог, — с теплотой в голосе произнес Рикард. — Если кто-то и повернулся к тебе спиной, так это Прунк.
Она снова высморкалась и шмыгнула носом. Ей понадобилось некоторое время, чтобы вытереть слезы. Наконец, она пропищала в трубку:
— Знаешь, мне не с кем было поговорить. И я ни с кем не смогла бы говорить так, как говорю сейчас с тобой.
Она попыталась засмеяться, но у нее это не получилось.
— А ведь я даже не знаю, как тебя зовут, — сказала она.
— Ах, прости, об этом я тоже не подумал! Меня зовут Рикард. Рикард Бринк. А если ты хочешь знать мое полное имя, то пожалуйста: Рикард Бринк из рода Людей Льда.
— Какое красивое имя! — с уважением произнесла она.
Он впервые слышал, чтобы его имя называли красивым. Обычно реагировали так: «Люди Льда? Как это странно звучит! Что это означает?»
Но Винни только сказала: «Какое красивое имя!» Он был тронут.
— Винни, — торопливо произнес он. — Я должен идти, потому что нам стало известно имя той женщины, которую ты встретила на пристани. И если мне попадется ее фотография, я приду в больницу — конечно, если это не будет слишком поздно вечером. Возможно, ты опознаешь ее.
Винни онемела. Рикард понял, что она из себя представляет: это была женщина, не привыкшая разговаривать с людьми и отвечать на вопросы. Одно дело, открыть перед кем-то душу по телефону, но совсем другое дело — оказаться лицом к лицу с человеком, которому только что доверился.
И тут Рикард вспомнил, как в детстве у него возникли подобные доверительные отношения с одним взрослым человеком. «Это останется между нами», — сказал ему тогда тот человек. Эти слова показались ему тогда обнадеживающими.
— Винни, — сказал он, — пусть наш разговор останется между нами. Я никого не стану посвящать в это. Так что тебе ни в коем случае не следует бояться меня! Иначе я бы очень огорчился. И встреча наша будет очень короткой — если я еще смогу найти фотографию. Идет?
— Идет… — прошептала она.
— Но только, если время будет не совсем позднее, — повторил он. — Тогда увидимся завтра. Спокойной ночи, Винни, не унывай!
— Спокойной ночи… — услышал он ее шепот. — Спасибо!
Вздохнув, Рикард некоторое время стоял еще возле телефона, положив трубку. Мысль о «загубленной душе» не давала ему покоя, и у него возникло желание сбить спесь с ее тети Каммы.
Они поехали в дом сестер Йохансен.
Обстановка оказалась именно такой, как он это себе представлял. Традиционная, немного старомодная мебель, лишенная стиля, с множеством пестрых покрывал и вышивок на стенах, на столах, на подушках. В доме ощущалось присутствие двух различных персон: осторожно-корректной и беспечно-жизнерадостной.
Тело Олавы уже унесли, ее смерть не представляла для Рикарда интереса в данный момент. Единственно, чего он желал, это найти след Агнес и собаки.
Читать дальше