Маргит Сандему - Ветер с востока

— Это то, что Вы имели в виду? — спросила она со слабой меланхоличной улыбкой.

С изумлением они уставились на кошелек, который она держала в руке.

— Но… Да, именно, — запинаясь, произнес Корфитц. — Откуда он у Вас?

— Вендель здесь, — сказала Кристина. — Он уже полгода как дома. Это он дал мне кошелек. Человеку, который ему ближе всех на земле, сказал он. Он не рассказывал ничего о любовной истории, касавшейся Вас, фру Мария. Ничего. — Супруги Бек не могли вымолвить ни слова. Кристина продолжала: — Зато он рассказал много о событиях, которые, очевидно, произвели на него неизгладимое впечатление. Простите меня, я сразу могла бы сказать, что он дома. Но я поняла, что вас что-то гнетет. Поэтому я дала вам выговориться.

— Можем ли мы встретиться с ним? — спросил Корфитц, который был еще так ошеломлен новостью, что даже не успел ощутить радости.

— Разумеется! Подождите здесь.

Она позвонила в маленький колокольчик, и молодая женщина вошла в комнату.

— Анна-Грета, господа хотели бы поздороваться с Венделем. Может ли он сейчас принять их?

— Да, это возможно.

Он стал таким важным, что «принимает», думал сбитый с толку Корфитц.

Они последовали за девушкой и Кристиной в другую половину дома. Когда они проходили мимо окна, то Корфитц увидел высокий дуб, бросавший тень на задний двор.

«Это, видимо, дуб Венделя! Тот, который он посадил, будучи мальчиком! Неужели прошло так много лет с тех пор, как я был дома?»

Корфитца грызла тоска. Так много лет было потеряно! Без всякой пользы. Что получила Швеция в результате?

— Пожалуйста, — сказала Кристина и отворила дверь. — Вендель, к тебе гости.

Они нерешительно вошли. До них еще не вполне дошло, что Вендель жив.

Он сидел за столом с карандашом в руке и какими-то чертежами перед собой. Когда они вошли, он удивленно взглянул на них. Молодая девушка с косами встала позади него, у нее было очень суровое выражение лица. Вендель просиял и протянул им руку.

— Неужели это правда? — сказал он растроганно. — Неужели это вы? Это правда?

К радости свидания у Корфитца Бека примешивалось легкое раздражение. Причиной были традиционные отношения между господами и слугами. Вендель не должен был сидеть, словно король, когда к нему пришли его господа. Однако раздражение Бека скоро исчезло. Оба были одинаково растроганы, а Марию Вендель приветствовал без тени смущения. Вендель смеялся и вытирал слезы.

— Анна-Грета, мой ангел и тюремщица, убери мои чертежи и принеси пару стульев для моих друзей! Матушка, ты распорядилась насчет еды?

— Она сейчас будет. Мы будем есть здесь. А теперь хотелось бы послушать!

— Сначала позвольте мне сказать всем вам, как я счастлив от того, что исполнилось мое желание, — сказал Корфитц Бек, — искреннее желание попросить прощения у Венделя за все те глупости, что я ему сказал!

Вендель отмахнулся.

— Все это давно забыто и прощено.

Гости сели.

— Наша история банальна, — сказал Корфитц. — Мы все время жили в Тобольске, а затем были отправлены домой на казенный кошт. Но я хочу услышать твою историю, Вендель! Куда ты держал путь, где был и как попал сюда?

— Ой, ой, — смеялся Вендель. Они заметили, как он сильно повзрослел с тех пор, как они виделись в последний раз. Черты лица стали жесткими, а взгляд чем-то омрачался. Вдруг Мария сделала открытие, и ухватилась за руку своего мужа. У Венделя на коленях лежал шерстяной плед, но он не мог скрыть того, что у Венделя не было ступней ног.

— Вендель! — воскликнул Корфитц испуганно. — Дорогой друг, что произошло?

Вендель тряхнул головой и попытался улыбнуться, но улыбка получилась немного натянутой.

— Я постараюсь рассказать. Но это очень длинная история.

— У нас много времени, — сказал Корфитц. — Никто не ждет нас в Андраруме.

Пока гости ели, Вендель рассказывал о своем долгом странствии. О своей женитьбе, о ребенке, которого он никогда не увидит. О пребывании в ледяной воде и о том, как он был заперт в Архангельске.

— Я должен был сам ухаживать за своими ногами, — тихо произнес он. — Потому что русский фельдшер отказался лечить меня, а шведы в городе не знали обо мне. Я… я вынужден был отрезать кусок за куском, по мере того, как они чернели от гангрены. Без какого-либо наркоза. Но я не хотел умереть, господин Корфитц! Только две вещи поддерживали меня. Мысль о моих родителях, которые совсем не знали, жив я или мертв. А также этот ребенок, которому я дал жизнь и который, возможно, терпел нужду без отца.