Кир Булычев - Золушка на рынке (Золушка)

Она пошла провожать Брюхатика до дверей как будто гостя, а у дверей он остановился, улыбнулся, показал зубы из керамики, по пятьсот баксов каждый, развернулся и врезал Даше в другой глаз, она упала, больно было – страшно. Глаз вытечет? Еще головой ударилась о вешалку.

Брюхатик уже с лестницы сказал:

– Это я тебе для памяти. Увидимся.

Сам захлопнул дверь, и стало тихо.

Ну что так не везет женщине?

На голове наливалась шишка, глаз не видел – наверное, повредил что-то этот красавчик. Главное – без смысла.

Куда деваться?

И она поняла – хватит ей, лучше смерть, лучше что угодно!

И как аккорд сладкой музыки мелькнуло воспоминание о будущем или другом времени. Глупый, глупый Вадик, ты хоть помнишь меня? А ребята из Архитектурного? Сколько прошло с тех пор, как она вышла из транстемпоральной камеры? Часа три, не больше… А где сто долларов? Теперь придется их глазнику отдавать.

И когда она поднялась и отошла от двери, чтобы еще разок поглядеть в зеркало, дверь от могучего удара слетела с петель и упала в коридор.

Это была психическая атака.

Вошли двое, в чулках, натянутых на головы с прорезями для глаз, как из триллера.

– К стене! – приказал один из них.

Потом увидел рожу Даши и даже присвистнул.

– Кто же это нас обогнал, блин? – спросил он с юмором.

– Желающих больше чем достаточно, – ответила Даша.

– Мы ненадолго, – сказал один из «чулок». – Возьмем свое и по домам.

– Чего свое?

Чулок вроде и не услышал, они втолкнули Дашу в комнату.

– Мы жмурика догнали, – продолжал чулок, – а он пустой. Сбросил товар. Мы пока вычислили, три часа потеряли.

– Значит, неправильно вычислили.

– Он ушел от твоего мужа, из лагеря, – сказал другой чулок, незлобиво, спокойно, как объяснял урок непонятливой девочке. – У него твой адрес был, но имя не твое – Александра Федоровна.

– Это моя свекровь, – тупо сказала Даша.

– А мы знаем. Теперь мы знаем, кто кому свекровь.

– Не видела я никакого пакета, – устало сказала Даша. – Отвяжитесь. Ко мне сегодня все вяжутся.

– Группа риска, – сказал чулок. – Газеты читать надо. Таких, как ты, всегда бьют. При всех царях и режимах.

– И насилуют, – сказал второй, – только не таких грязных и вонючих.

– Я не грязная! Я не вонючая! – Последние слова оскорбили Дашу так, что она перестала бояться.

– А теперь скажи мне, ангел, – сказал первый чулок, – откуда ты знаешь, что тебе оставили пакет?

– Вы сказали!

– А вот этого мы тебе не сказали. Мы народ осторожный, тертый, мы никогда лишних слов не говорим. Я сказал – товар.

– Мне показалось, что пакет.

– Вот и замечательно, – сказал второй чулок. – Пускай будет пакет. Так где же пакет?

– Не знаю!

– Может, и не было пакета?

– Не было, не было!

Тут чулок ей врезал.

Ну что ты будешь делать! Такого дня давно не было. Наверное, он последний в ее короткой бестолковой жизни. А ведь хотелось как лучше, даже идеалы в жизни были, а в шестнадцать лет стихи писала. И мечтала – вот встретит хорошего человека, желательно старше ее, родит ребеночка…

Чулок ей врезал снова. Безжалостно, сильно и резко, казалось, что голова оторвется. Но голова у человека так просто не отрывается. Только глаз совсем перестал видеть.

– Вспомнила? – спросил чулок.

Она даже кричать не могла, сил не было кричать.

– А даже и будешь кричать, – угадал ее жалкую мысль чулок, – никто не придет. Ваш дом трусливый, половина переселенцы, никогда не высунут носа.

Они ее били ногами, она чувствовала, как трещат ребра, наверное, ломаются – дышать было больно.

Они устали, утомились, все-таки тоже люди.

Она валялась у них в ногах, а они сидели на кровати, рядом, закурили. Запахло дымом.

– Тебе дать покурить? – спросил один из них. А у Даши даже не было сил, чтобы согласиться, а впрочем, так мутило, что сигарета бы не помогла.

– Ты себя утомляешь и наше время тянешь, – сказал чулок. Она так и не научилась их различать. – Мы что, не люди, что ли?

– Зачем вы так меня мучаете? Я, честное слово, не знаю, где ваш пакет. И даже не знаю, что в нем… Я его в коридоре положила на полку, на вешалку, а сейчас его нет.

– Посмотри, – сказал один из «чулок».

Второй поднялся и пошел в коридор. Скоро он вернулся, он нес в руке обертку от пакета. Разорванный мятый лист коричневой оберточной бумаги.

– Этот? – спросил он.

– Этот.

– А где товар? – спросил первый.

– Ну не знаю!

Он, не вставая с кровати, наклонился, прижег ей щеку сигаретой.