Олег Фомин - Неостывшее сердце

Волчица и человек-волк вбежали в главную комнату: она – первой, он – за ней. Озлобленная зверюга прытко метнулась к корзине, но, приблизившись к свету, попятилась назад, урча и отводя морду, с которой ни на миг не стаивала свирепая маска. Волчица повернулась к стоящему в проходе отцу. Она ткнула мордой в корзину и вильнула головой в сторону кладовой, клацнув зубами. Видимо она хотела, чтобы человек-волк взял на себя неподвластную ей ношу (пока неподвластную!) и отправился туда, откуда пришла она, его с дочерью спасительница.

Отец вынужден был согласиться с таким действием.

«Наша лачуга долго не простоит,» – признал он, осматривая помещение.

Как всё здесь изменилось за последний час! Уюта, очага, оберега – ничего уже не было в хромых, искалеченных стенах. Черная кровь плескала из них, из копотного рта печи, затопляла пол вместе с багровой волчьей, мёртвый исток которой свисал из окна. Всё было осквернено ею.

«Прощайте, мои молчаливые друзья! – полетели мысли горячими лентами к книжкам и игрушечным зверятам, грустным от всё той же чёрной грязи, налипшей на них. – Спасибо вам за этот свет, за этот мир, в котором живёт сейчас моя девочка. Спасибо вам, его творцы! Вы выполнили свой долг безвозмездно… Ваш удел – погибнуть на этой полке. И мне не предотвратить этого. Но для меня… Для нас вы были и останетесь живыми… Прощайте!»

Отец осторожно взял корзину с дочерью на руки и, убив желание оглянуться напоследок, погрузился в темноту кладовой. Там, в полумраке, валялся в стороне дохлый крысарь, а острое зрение оборотня различало кайму бесформенного провала.

«Так вот откуда ты явилась!» – отец глянул на волчицу. Та вся напружинилась и рявкнула на него, говоря тем, чтобы он лез вниз.

Выбора не было. Оборотень опустился на колени, поставил рядом корзину и столкнул взор в тёмную пропасть… Бездна зияла, обнажая свой холод и свою неизвестность. В неподходящий момент отца объял страх. Его расставание оказалось преждевременным. Он ещё не поверил, что уходит, что ожидание закончилось и иной дороги нет. И как ребёнок уже он уцепился просящим взглядом за сто я щую над ним волчицу…

Белая бестия охмелела от гнева. Глаза её, окружённые алой каймой глазниц, выпучились, тело напряглось. Она бросилась на человека-волка, дрожащими челюстями сжала ему кисть и вырвала мизинец, который уже скоро был у неё в желудке. Отец крикнул от боли и затих, гася дальнейшие мучения беззвучно. Это стоило великих усилий. Окровавленную руку он закутал в свитер и поспешил начать путь по тоннелю, пока волчица не напала снова.

Она скалилась и часто дышала, наблюдая, как человек-волк заползает в тесный проход, аккуратно вдвигая вперёд корзину, дабы не взволновать спящую дочь. Ей было всё равно, проснётся девочка или нет. Она бы с наслаждением загрызла её отца, если бы он не был нужен как транспорт для ценного груза.

Снежная гладь искрилась бриллиантовой россыпью в синеве ночи и лунном прикосновении. На протяжении всех равнин, высот и замёрзших рек она была безупречна… Везде, кроме одного места, где лес сомкнулся клешнёй на таком же ровном поле, но в центре которого замесилось багрово-серая каша. Гигантский копошащийся круг, словно амёба, пассивно менял очертания, как будто переваривал пожранную им добычу – раненый дом – в самой середине своего организма.

Волки не находили себе места. Они слонялись в толпе собратьев, лаяли, выли в небо, иногда дрались даже – и всё от какого-то возбуждения, от предвкушения долгожданного, что вот-вот обязательно должно было случиться. Лапы беспрестанно боронили, перепахивали, взбивали кровавый снег. Звери барахтались в нём, в его костях, шкурах, клоках шерсти, волчьих потрохах, которые были невольно захоронены здесь, которые, словно ископаемые, могли поведать от том, что же происходило тут последнюю неделю.

Половину волчьего кольца разворошило: часть дома пылала огненным флагом, разгоняя оборотней, поджигая самых неопытных. Но другая дуга тварей собралась у повреждённых стен, голосила громко, празднично, и ждала, когда их мудрый вожак приведёт ЕГО… И ОН положит всему этому конец! Только самые нетерпеливые расшибали бока о брёвна, грызли дерево, стараясь поломать маленькое строение. Шла борьба за застрявшую в окне тушу волка, наполовину уже отъеденную… Какой-то молодой пройдоха в этой перепалке, видно, позарился на слишком жирный кусок, потому что его скоро убили и теперь принялись делить его самого…