Евгений Малинин - Ученик

Объехав площадь, я увидел высокое, в три этажа, каменное здание с большой вывеской по фасаду, на которой с изумлением прочитал надпись на чистом русском языке, правда, написанной почему-то в старом правописании, – «ТрактирЪ» и рядом «Постоялый дворъ». Между этими словами была нарисована лохматая и усатая рожа с огромным красным носом, шрамом через всю левую щеку и серьгой в левом ухе, весьма напоминавшая изображение Бармалея в моей любимой детской книге. Под словом «ТрактирЪ» красовалась жирная синяя стрелка, указывающая налево, а под надписью «Постоялый дворъ» не менее жирная красная стрелка, отправлявшая читателя направо. При этом вход в столь замечательное здание располагался прямо под вывеской, и других дверей, по крайней мере на фасаде, не наблюдалось.

Я вытащил из-под плаща дремавшего кота и посадил его перед собой на седло. Затем сполз на землю и, привязав поводья к врытому рядом с входом каменному столбику, попросил:

– Вань, пригляди за лошадью, я сейчас вернусь.

Клянусь, кот кивнул мне в ответ.

Я толкнул тяжелую дверь и вошел в большой зал.

По всему залу, расположенному на три ступени ниже входа, были расставлены массивные столы, окруженные не менее массивными табуретами. У боковых стен с помощью высоких перегородок, не доходивших, правда, до потолка, были устроены отдельные кабинеты. Некоторые из них имели двери, а другие закрывались тяжелыми портьерами. Под самым потолком на перекрещивающихся толстых деревянных балках висела люстра, сделанная, похоже, из огромного колеса, по его ободу горело несколько десятков свечей. Ступица колеса была украшена старым пожелтевшим от времени черепом, который таращил пустые глазницы на толпящихся внизу людей. На противоположной от входа стороне зала располагалась высокая стойка, а за ней огромная витрина, сверкавшая разноцветным винным стеклом. За стойкой стоял, судя по внешнему виду и осанке, хозяин заведения, его рожа, несомненно, послужила образцом для написания образины, украшавшей вывеску. Правда, оригинал был осчастливлен обширной лысиной, так что художник, видимо, хотел польстить своему заказчику. По бокам от хозяина суетились два молодых паренька в заляпанных белых фартуках, обслуживая посетителей, обступивших стойку и сидящих за столами.

Зал был полон. Гул голосов почти перекрывал звуки музыки, которые исходили от странного аппарата, стоявшего слева от стойки. На этом аппарате лежала гитара, еще одна гитара стояла, прислоненная к паре барабанов, установленных на подставках, вместе со сдвоенными медными тарелками. Похоже, здесь имелась и живая рок-группа. На небольшом пятачке перед этим музыкальным центром топталось несколько пар.

– Ну что, – раздался у меня над ухом шепоток Леди, – так и будем толпиться у входа. Держись понахальнее.

Я начал проталкиваться к стойке. Бармалей, без сомнения, еще издалека заметил меня и, выскочив из-за своей стойки, торжественно двинулся мне навстречу. Встретив меня в середине зала, он с достоинством поклонился и глубоким басом пророкотал:

– Господин, я рад, что вы удостоили мое заведение своим посещением. Чем я могу служить вам?

– Мне, любезный, – начал я барственным тоном, – необходима приличная комната дня на два-три и ужин. У дверей стоит моя лошадь, о ней надо позаботиться.

Бандитская рожа хозяина сморщилась, и он оглушительно чихнул, прикрывшись ладонью. Тут же рядом с ним появилась молодая белокурая девушка, почти девочка, в простом голубом платье и белом кружевном фартуке с большими карманами. Присев передо мной в легком поклоне, она вопросительно поглядела на моего собеседника.

– Покажи господину первые президентские апартаменты. Скажи Люку, чтобы отвел лошадь господина на конюшню и позаботился о ней. Вещи пусть отнесет господину в комнату, – пробасил тот. Затем, обращаясь ко мне, он спросил: – Ужинать господин будет в комнате или в общем зале?

– Ужинать буду в общем зале, а в комнату принесите немного молока на блюдце и большую миску свежей сметаны.

Хозяин, ничуть не удивившись, кивнул девчушке:

– Выполняй.

И опять с достоинством поклонился.

– Прошу вас, господин, за мной… – пропел тоненький нежный голосок, и девушка повернулась ко мне лицом.

Вы наверняка не раз слышали довольно избитое поэтами и фатами выражение: «Я утонул в ее глазах». Так вот, в этот момент я понял, что оно подразумевает. Я смотрел в эти огромные, чудные темно-синие глаза и ощущал, как погружаюсь в них все глубже и глубже. Гул голосов, наполнявших зал, постепенно отдаляясь, затихал, свет начал меркнуть, принимая голубовато-зеленоватый оттенок, мои уши заложило, словно я нырнул глубоко под воду или взлетел высоко в воздух. У меня начала медленно кружиться голова.