Уильям Моррис - Сказание о Доме Вольфингов [сборник]

Сейчас вокруг этого бражного зала собрались все Дейлинги, кто оставался дома. Они приветствовали проходивших мимо воинов радостными криками. А недалеко от обрыва на скамье сидел, пристально разглядывая прибывавшие отряды, один древний старец. Увидев приближавшееся знамя Вольфингов, он встал было, чтобы хорошенько рассмотреть его, но сразу же грустно покачал головой и вновь опустился на скамью, закрыв лицо руками. Когда остальные увидели это, они замерли и затихли от пронзившего их страха – старец считался провидцем.

Те трое спутников, о беседе которых уже сказывалось, как раз проезжали мимо бражного зала Дейлингов и заметили движение старца. А ехали они вместе, как и день назад. Тот воин, что был из рода Бимингов, взял коня Волчьей Головы за узду и произнёс:

«Послушай, сосед, если и правда, что твоя Вала* ничего не видела, то этот старец явно что-то видел, и сдаётся мне, это было похоже на видение мальчугана. Многие матери лишатся своих сыновей из-за того, что те падут от рук чужаков».

Но Волчья Голова только молча убрал руку Биминга с повода, и лицо его покраснело, словно от гнева. Элькинг же воскликнул:

«Пусть будет, как будет, Тоти! Тот, кто останется в живых, расскажет всё, как было, провидцам, и они станут ещё мудрее, чем сегодня».

При этих словах Тоти засмеялся, как смеётся тот, кого не очень-то заботят грядущие дни. А Волчья Голова заговорил, и слова его сложились в песню:

Так они миновали жилища Дейлингов.

Войско двигалось прямо к лесу, куда вела широкая просека. Через полчаса пути передовые отряды вышли на большую лесную поляну, расчищенную руками человека. Там уже собралось множество воинов. Они сидели или стояли, большим кольцом окружив пустое пространство, посреди которого поднимался высокий рукотворный курган. Ступени, ведущие наверх, служили сиденьями для избранных старейшин и вождей народа. Вершина же кургана была плоской и пустой. Только земляная скамья, где мог поместиться разве что десяток человек, пересекала её.

Все телеги были оставлены позади, у Дейлингов, лишь те, на которых везли знамёна, взяли с собой. Оставили и всех животных, кроме тянувших телеги со знамёнами, а также кроме двадцати белых лошадей, украшенных цветочными венками. Лошади стояли в круге людей и предназначались для жертвенного сожжения в дар богам, чтобы исход битвы был счастливым. Даже своих боевых коней воины оставили в лесу за пределами этой поляны, где собрались только пешие.

Это и было место тинга Верхней Марки, священное место для всех её жителей. Ни одно животное – ни корова, ни овца, ни конь – не могло пастись здесь, а если скот забредал сюда, его сразу же забивали и сжигали. Как и ни один человек не мог вкушать здесь пищу, только разве в одно из священных празднеств, когда божествам приносили жертвы.

Вольфинги заняли место в кольце воинов. Справа от них расположились Элькинги, а слева – Биминги. Посреди Вольфингов стоял Тиодольф в гномьей кольчуге. Шлема на его голове не было, ибо он поклялся над Чашей Славы, что будет сражаться без шлема всё время этой войны и не возьмёт в руку щит, какой бы жестокой ни была битва.

Чёрные вьющиеся волосы Тиодольфа были коротко острижены, и в них уже начинала пробиваться седина, так что они походили на колечки тёмного железа. Лоб воина был высокий, без морщин, губы полные, красные, глаза большие и спокойные, и всё его лицо радостно сияло от славы его дел да от предстоящего сражения с врагом, которое ожидал народ Марки.

Тиодольф был высок и широкоплеч, но так хорошо сложён, что не выглядел слишком крупным. Его любили женщины, и дети охотно прибегали к нему, чтобы поиграть. Он был самым свирепым из воинов Марки, и его подвигов не смог бы повторить никто. Говорил он всегда жизнерадостно, даже когда сам был чем-то опечален. Это был человек, не знавший сердечной тоски. Но он никогда ни пред кем не гордился чрезмерно своей выдающейся силой и доблестью, никогда не ставил себя выше других, так что даже невольники любили его.

На поле боя Тиодольф был немногословен. Он никогда не оскорблял, как вошло в обычай в то время, и не поносил бранью врага, которого хотел поразить мечом.