Уильям Моррис - Сказание о Доме Вольфингов [сборник]

«Я из земли далёкой к вам пришла,
Чужой я крови Вольфингам, но знаю
Сказания, что ваши менестрели
Поют тоскливыми, глухими вечерами.
Я слышала, как люди восхваляют
Твою красу, но свадьбы не дождётся
Прекрасная невеста. И в постели
Лихого воина нет места для тебя».

«Всё это правда, я уже невеста
Тех древних воинов, храбрейших из мужей,
Что в дни былые, до того как пашню
Здесь распахали, жили в наших землях».

«Как будут рады мать и твой отец
Таким словам, достойному ответу,
Если, конечно, сейчас живы те,
Что дочь прекрасную в любви зачали».

«Никто не знает, кто меня зачал, —
Я несмышлёным, радостным ребёнком
Пришла из леса к Вольфингам. Меня
Они усыновили и тогда же
Отца, прекраснейшего из мужей их рода,
Мне дали и старушку-мать».

«Да, я об этом слышала, но всё же
Не верю, что под дубом родилась
Прекраснейшая из земных детей, не верю
И в то, что ты нагим, босым ребёнком
По мокрой от дождя лесной траве,
Как звери, ползала. Ты не расскажешь,
Как вдруг случилось, что приёмыш стал
Залогом процветанья дома – Солнцем Крова?
Я бы послушала об этом. Твой рассказ
Доставит радость мне».

«Ты верно говоришь. Вот что я помню:
Под дерева ветвями я лежу,
На мне льняное платье – не нага я,
Не беспризорное дитя лесное.
Поляна залита румяным солнцем,
И на неё из чащи тихо-тихо
Выходит робкая косуля и, шагнув
Ко мне, отпрыгивает вдруг и мчится,
Как будто в страхе, прочь. Я удивляюсь,
Хотя со мной сидит волчица. Я её
Таскаю за уши, и за бока тягаю,
И челюсти сжимаю вместе ей.
Она скулит, но терпит, будто любит
Меня – я не боюсь её ни капли.
Она же, словно неизменный сторож,
Ни на минуту не отходит прочь.
Над головой её с ветвей дубовых
Смеётся сойка, подражая пенью
Какой-то птицы. Через два ствола
По дереву несётся белка. Вдруг
Волчица поднимается, рычит,
Шерсть ощетинив и оскалив пасть.
Шаги – я слышу, не лесной, привычный,
Знакомый звук. И мы настороже
Сидим. А он всё ближе, ближе… Ах,
Я хлопаю в ладоши и ползу —
Так радостно! А на краю поляны
Мужчина, славный воин – и сверкают
Железный шлем и золотые кольца,
А на плечах пылает тёмно-красный,
Расшитый по краям военный плащ.
Он к нам подходит с песней, что поётся,
Когда душа ликует. А волчица
Смиренно, кротко отступает в лес.
Меня берёт он на руки, садится
Со мной у дуба, я же прижимаюсь
К его щеке своей щекой, играя
С холодным шлемом, с кольцами его
И слушая внимательно слова,
Что мне он говорит, – как непонятный,
Чужой, но сердцу сладостный напев.
Казалось мне тогда, что он мне дорог,
Что я, дитя, люблю его. Но вот
Меня он ставит на траву, целует
И в лес уходит. А ко мне волчица
Из чащи возвращается, и я,
Счастливая, игру с ней продолжаю.
Я рассказала первое, что помню.
Ты хочешь что-нибудь ещё узнать?»

«Прекрасная дочь Вольфингов! Хотела б
Я целый день твой голос слышать. Как же
Тебе пришлось тот дикий лес покинуть?
Какие люди там нашли тебя?»

«Однажды вечером проснулась я, заслышав
Чужие голоса. В глухом лесу у дуба
Стояли воины. Их яркую одежду
Пурпурного и красного цветов
Разглядывала я. Улыбки, лица
Их выражали благородство. Ничего
Подобного я не встречала с той поры,
Как славный воин приходил играть
С ребёнком малым. Он и в этот раз
Был среди них, и добрая улыбка
Светилась на его лице, как прежде,
Когда я ластилась щекой к его щеке.
В руке держал он щит – на золотой обшивке
Прекрасного щита оскалил зубы волк.
Я протянула маленькие руки —
И славный воин взял меня с земли,
На плечи посадив. Он обернулся
К товарищам, счастливо улыбаясь,
Они же громогласно закричали,
Подняли вверх сверкавшие мечи
И о щиты забили ими звонко.
Но я не понимала, почему
Они ликуют, что они кричат.
Прекрасный воин на тяжёлый щит
Меня ссадил, и, весело крича,
Все в путь пустились через дикий лес.

Я больше и не вспомню ничего
Ни о волчице, ни о лесе том.
На память мне приходит древний зал,
Огромный, сумеречный. Для ребёнка мир
В нём заключался. Звуки, голоса
Мне непонятны, странны, незнакомы.
События чужды… Но год за годом
Я говорить учусь и понимать,
И вот уже я там своя, как дети
Могучих Вольфингов, товарищи по играм.
Я помню это время – час за часом
Веселье длилось. Женщина худая,
Высокая, с седыми волосами,
Смешавшими цвет серебра с овсом,
Была средь Вольфингов. Лицо её, как помню,
Светилось грустной, тихой добротой.
Когда от игр шумных уставали
Мы, дети, то она садилась рядом,
И древние певучие сказанья
Слетали с её губ. Она детей
Любила сильно, больше всех – меня.
Однажды, разбудив средь тёмной ночи,
Она меня по залу повела —
И страх слепой окутал моё сердце
В глубокой тишине. Мы к возвышенью
Пришли. Там тот же славный, сильный воин
Сидел. Меня поднял он, как в лесу,
Поцеловав, и я заснула крепко.
Когда же вновь глаза мои открылись,
Со мною только женщина была.
Холодный лунный свет струился сверху,
А женщина работала и пела
(Я слов не знала этой нежной песни).
Она тогда заботилась о лампе,
Что высоко под крышею висит, —
И масло подольёт, и всё поправит.
Но вот и лампа поднялась высоко
И скрылась в темноте».