Олег Авраменко - Призрачная реальность (Протекторат)

Конте глубоко задумался.

— Если мисс Симпсон действительно агент, и агент не наш, это плохо. А ещё хуже — если она всё-таки нанята одной из Семей. Было бы желательно прояснить ситуацию ещё до прибытия на Дамогран. Думаю, стоит подключить к делу Костелло. — (Помощник главного инженера Бруно Костелло был лейтенантом Службы Безопасности.) — Пусть он поухаживает за мисс Симпсон, авось что-нибудь выведает. Судя по снимкам, она привлекательная женщина, так что интерес к ней со стороны Костелло не вызовет никаких подозрений... Если только у него нет расовых предубеждений.

Габриэла Джустини согласно кивнула:

— Хорошая идея, коммодор. Никаких предрассудков касательно цвета кожи у Костелло нет. Он, кстати, и сам, без нашей подсказки проявил интерес к мисс Симпсон. Думаю, ему будет приятно получить это задание.

— Вот и отлично, — сказал Конте. — Поговорите с ним.

— Слушаюсь, коммодор. — С этими словами женщина поднялась с кресла. — Разрешите идти? Через двенадцать минут начало моей вахты.

— Да, конечно. Вы свободны, мичман. Ступайте.

После ухода Джустини Конте остался в капитанской рубке один. Послестартовая суматоха уже улеглась, а до запуска маршевого генератора было ещё много времени. Выйдя из сферы притяжения планеты, корабль лёг на заданный курс и теперь кратчайшим путём удалялся от маячившего на экранах заднего обзора огромного солнца Нью-Джорджии — красного гиганта в два десятка стандартных солнечных масс.

Конте не любил такие миры, как Нью-Джорджия. Впрочем, их не любили все астронавты — даже те, кто был родом из таких миров. Вблизи нестабильных звёзд, а особенно звёзд-гигантов с интенсивным истечением вещества с поверхности, из-за сильных электромагнитных возмущений континуума режим овердрайва был недоступен, и кораблям приходилось по много часов тащиться в реальном пространстве, удаляясь на значительное расстояние от звезды, чтобы получить возможность запустить генераторы и перейти в овердрайв. При нормальных же условиях, например, в секторе Терры-Сицилии, запуск ц-привода становился возможным сразу после выхода из сферы планетарного притяжения. Правда, в районе оживлённых транспортных узлов правила безопасности требовали покинуть плоскость эклиптики, но необходимые для такого манёвра полтора-два часа — это всё же не восемь-двенадцать.

Мимоходом Конте подумал, что если бы солнцем Тукумана был гигант, ему не удалось бы вовремя эвакуировать поселенцев. Хотя, с другой стороны, и неприятельский флот, всё из-за тех же возмущений континуума, не рискнул бы выходить из овердрайва в непосредственной близости от планеты. Так что кто знает. Вообще, принято было считать, что наличие нестабильного светила даёт преимущество обороняющейся стороне, но ещё три года назад Конте разработал тактическую схему, которая обращала это кажущееся преимущество в серьёзный изъян для обороны. Теоретики в отделе планирования операций были в восторге от его идеи, однако проверить её на практике пока не представилось случая — не было подходящего заказа. Ведь как ни крути, Корпус был армией наёмников. В основном он защищал — не отдельных людей и учреждения, а целые планеты и всё их население, действуя строго в рамках договоров с планетарными правительствами. Но иногда силы Корпуса захватывали планеты, вернее, освобождали захваченные — опять же, только по договору с легитимными правительствами. СЭК был армией наёмников — но наёмников с твёрдыми принципами.

Конте взглянул на часы, повернулся в кресле и набрал на пульте интеркома трёхзначный номер. После первого же гудка голографический экран ожил, и в нём появилось изображение рослого и широкоплечего молодого человека двадцати пяти лет в офицерской форме со знаками различия лейтенанта-командора. Увидев Конте, он отдал честь и произнёс с лёгким, но отчётливым акцентом:

— Главная рубка на связи. Слушаю вас, капитан.

Старпом Уильям Василов был единственным членом экипажа, который всегда называл Конте капитаном, а не коммодором. Собственно, это отвечало флотским традициям — командир корабля был капитаном независимо от звания; но ввиду того, что Конте едва не понизили в чине (адмирал Ваккаро распустил этот слух для пущей убедительности), подчинённые сочли такое обращение нетактичным напоминанием об опале и, не сговариваясь, решили именовать его коммодором. Только старший помощник по простоте своей душевной не уловил этого нюанса и продолжал обращаться к нему по-уставному.