Ольга Табоякова - Хозяка

Самое время думать о настоящем, чтобы наступило хоть какое-нибудь будущее. Сидя в доме Вазипия и Ираса я старательно вспоминала свою жизнь, чтобы научиться забывать. Я знала, что пока не вспомню все что было, не смогу придумать как мне действовать дальше.

Мне двадцать четыре. Зовут Чех Еленой Викторовной. Из родителей у меня был только отец. Куда делась мать покрыто глубоким мраком. Хочу сказать, что в отличие от всех других мне было наплевать, кто моя мать. Никогда не стремилась узнать. Думаю, что это связано с отцом. Я просто боюсь, что мать еще хуже него. Папаша — Чех Виктор Яковлевич — алкаш, враль и просто гнида. Жила я всегда у бабки. Она не родная мать моему отцу. Бабка Катерина относилась ко мне лучше отца, но хуже, чем все остальные. Бабка, как человек советской закваски, постоянно обыскивала мои вещи, допрашивала и устраивала скандалы по любому поводу.

Я уже пять лет не живу с ней. Снимаю комнату напополам со знакомой. За свои двадцать четыре не было у меня подруг, не было друзей. С мужчинам тоже туго. Первый раз переспала в шестнадцать из любопытства. Выбранный для эксперимента субъект оказался неподходящим. Он сам то ничего не умел, так, сунул, вынул и пошел. Второй раз вроде роман был. Общая продолжительность которого составила недели три. Тоже слабовато. Валентин был душой компаний, но вот когда оказался со мной один на один, то думал все время о себе. Я никакого удовольствия не получила. Хорошо, что не залетела. Потом решила завязать с мужиками на какое-то время. Или сами придут нормальные, или не придут. Но с такой падалью, как ходит вокруг, лучше не общаться.

Теперь о главном. Я живу в маленьком городке, который все зовут Зоной. Нет, у нас нет вышедших из тюрьмы зеков. Нет, здесь не ссылка. Здесь просто Зона. Из нее не выбраться. Дом наш (где я жила с бабкой и появляющимся время от времени отцом) стоял над речкой Вонючкой. Канализацию в нее сливают регулярно. Дома — бараки, отопление — печи, стены — картонные, и никаких шансов выбраться.

Возможно я смогу отстранено подумать о своем прошлом когда-нибудь потом, а сейчас не буду этого делать. В душе закипает черная масса гнева, печали, стыда.

Сегодня я сделала самый важный шаг в своей жизни. Я поняла, что украду и убью, чтобы выбраться отсюда. И я украла мешочек с брильянтами у незнакомого типа. Чистая случайность. Мой шанс на миллион. Всего двадцать четыре камня. Мне по возрасту.

Сейчас мне надо убежать отсюда, а потом думать и вспоминать.

Любимую кошку в перевозку, шмотки на себя, камни в мешок на грудь, билет в карман. Когда я рассматривала украденные у этого мужика брильянты, в мешочке обнаружился билет на автобус. Я собиралась уехать по этому билету. Это, конечно, идиотизм. Меня будут искать на вокзале и автовокзале, но этот автобусный рейс самый ближайший.

Я предъявила синий билет, контролерша глянула, но в автобус не пустила.

— У вас, девушка, автобус второй, который микрашка. Идите, он еще в гараже, — показала мне контролерша в синей форме.

Я пошла в гараж. Мой автобус оказывается был микроавтобусом. Плевать, сяду и сойду на половине пути.

Мы выехали в ночь. Дорога петляла извилистой лентой. В салоне помимо водителя, который сам проверил билеты, было еще трое. Все молодые и напряженные. Моя рука была в кармане куртки. Я знала, что убью всех, если понадобится.

В молчании и напряжении мы проехали два часа. Автобус сделал остановку для заправки, я вышла прогулять кошку и сходить в туалет самой.

— Самое время уходить, — сказал мой внутренний голос.

А его я слушаюсь всегда.

Возле туалета я встретила дядечку.

— Туда, — показал старичок.

— А вы попутчика не возьмете? — он выглядел, как неместный. Мне должно повезти.

— Попутчика? — дядечка удивился. — Надо ли тебе туда, деточка?

— Мне надо в хорошее место, — я сама себе удивлялась.

— Таких мест нет, — сказал умудренный жизнью старикан.

— Мне надо туда, где есть нормальные люди. Такие, чтобы любить умели, чтобы строить любили, чтобы весне радовались, — я очень хотела уехать со стариком. Это и безопаснее и самое время расстаться с прошлым.

— Хорошо, деточка, сделаю крюк для тебя, святое дело. Тебе придется держать на коленях две клетки: свою и мою. Ты заплатить сможешь?

— Что вы хотите?