Артем Белоглазов - Снова осень

- Холодно. В дрянном магазине совсем нет перчаток. И варежек там нет. Нет теплых курток, одни ветровки. Я напяливаю два свитера и две пары носков. Я плохо сплю ночью, я совершенно не сплю. Ведро чересчур быстро наполняется, тяжелое жестяное ведро. Я бегаю по лестнице - вверх-вниз, проливая воду на ноги. Трещина в потолке расширяется, от нее ответвляются новые. Когда дождь падает отвесной стеной, приходится подставлять второе ведро - с фекалиями и мочой. С потолка льются мутные струйки, брызги летят во все стороны. Я хватаю заляпанную нечистотами ручку, кривлюсь и морщусь, но его тоже нужно выносить. Вонь шибает в нос, а к горлу подступает тошнота.

- Деревья похожи на костры - горят, плавятся ярким огнем, рассеивая дым листьев. Соломенный зрачок солнца в ясном окоеме неба с добродушием взирает на слегка приувядшие краски. Хоровод пастельных тонов и пряных запахов кружит голову. Под моей подушкой спрятан томик Пастернака, я достану его, открою на любой странице, не буду смотреть, что там, - давно выучила наизусть. Продекламирую…

Тучи. Комковатые, бесформенные. Серый свинец неба. Уныние, безнадежность, депрессия. Острое лезвие у запястья. Тусклый блик хищного жала. Ванной нет, я бы наполнил ее теплой водой. Без воды слишком больно. Муторно без воды. В луже не получится, понимаешь, ты, сука?! Вода в луже чересчур холодная.

- …Еще пышней и бесшабашней шумите, осыпайтесь, листья, и чашу горечи вчерашней сегодняшней тоской превысьте.

- Дура, - прошипел я. - Сумасшедшая. Хватит грузить! Ты специально, да? На твои нелепые ужимки не поведется даже самый последний лох. Отвали! Отстань от меня! Да хоть сдохни еще раз. Снова. Иди в рай, в ад, куда угодно, но перестань мозолить глаза! Не раздражай меня, слышишь?! Прекрати, немедленно прекрати читать стихи. Кто это? Лермонтов? Я не люблю Лермонтова!

Она стояла посреди улицы, тонкая и хрупкая, как деревце в степи. Слезы в глазах, уголки рта печально опущены. Прижимала к груди книжку. «Пастернак» - надпись на обложке тиснеными серебряными буковками.

- К черту! - выкрикнул я. «У-у», - отозвалось эхо. - Провались со своей осенью!

Из-за угла вывернул грузовик, покатил, набирая обороты, к девушке. За лобовым стеклом болталась прикрепленная к зеркалу заднего вида игрушка. Эти уродские игрушки специально продают в магазинах, чтобы тупые дебилы вроде водителя этого «КамАЗа» вешали их на зеркала. Дерьмо! - выругался я. Откуда в Городе машина? В фальшивом, нарисованном Городе - настоящая, пахнущая бензином и маслом машина?

Грузовик приближался. Катька не оборачивалась. Не слышала, что ли? Может, в прострацию впала? Предупредить? Я рассмеялся. Нет, не стану предупреждать. Сейчас ее собьют, размышлял я почти злорадно. Расплющат в лепешку. Да. Точно. Так ей и надо. Глупая плаксивая дур'а. Никто больше не будет приставать ко мне с идиотскими бреднями о любви и прочей лабудени. Нудеть с утра до вечера, шумно дышать в трубку телефона, плакать на кухне. Восторгаться красотой и очарованием осени, читать стихи тоже никто не будет. Пушкин? Бродский? На хрен! Мне это не нужно. Я терпеть не могу стихи, слышишь, маленькая дрянь? Дави ее, водитель. Я сяду с тобой в машину, и мы вместе уедем из этой гребаной осени.

Грузовик неожиданно вильнул, объезжая Катьку.

Черный дым из выхлопной трубы.

Солнечные зайчики на ветровом стекле.

Рев мотора.

Ах ты, сука, только и подумал я. Время набухло киселем, замедлилось.

Я и смерть друг напротив друга. Двадцать метров. Пятнадцать. Восемь… Дурацкая игрушка вихляется туда-сюда, мешает сосредоточиться, отпрыгнуть в сторону. Ускользнуть.

Свет выключенных фар режет глаза - злостью, болью, равнодушием. Они, тысячекратно отразившись и преломившись, вернулись назад, к хозяину.

Не-е-ет!!! - хотел крикнуть я. Я ненавижу осень! Я не хочу!..

Удар…

За окном шуршит дождь. Барабанит по подоконнику, брызжет на стекло, оставляя мокрые разводы. Сколько ни задергивай занавески, между ними всегда остается крохотная щелочка, сквозь которую видны низкое серое небо и косые хлещущие струи. Проклятый ливень идет день и ночь.

Кап - отдается в ушах. Кап. Бульк. Потолок протекает, капли падают в подставленное ведро. Чертова посудина скоро наполнится, и придется хватать ее за скользкую ручку, выбегать на улицу, выплескивать мутную, с крошками известки, влагу.

- Апчхи! - оглушительно чихаю я. Мне плохо. Знобит. Наверняка поднялась температура. Слабость во всем теле. А таблеток нет. Ничего нет. Вообще.