Дзиро Асада - Путеец

Присев на порог, девочка приняла из рук Отомацу пиалу с сируко. — Господин настоятель Эммёдзи небось не нарадуется. Еще бы, такие славные внучки приехали навестить деда, лучшего Нового года и пожелать невозможно.

Грея озябшие руки о пиалу с супом, девочка оглядела комнату: — Как тут у вас чисто! — Такая уж у меня натура. Да и занять себя нечем, особенно в дневное время… — почему-то принялся объяснять Отомацу и тут же подумал, что теперь болтун настоятель не упустит возможности почесать языком на его счет. Ему, шестидесятилетнему вдовцу, не пристало так откровенничать.

Девочка, вытянув нежные, как цветочные лепестки, губки, втягивала в себя сируко и время от времени, сосредоточенно нахмурив умненькие бровки, внимательно взглядывала на Отомацу. — Что, никогда не видала начальника такой захолустной станции? — Да нет, просто у вас, дяденька, очень красивая форма. — Эта? — И Отомацу, разведя в стороны руки, посмотрел на свое старое пальто с двойным рядом пуговиц. — У меня есть и новая, но эта мне больше по душе, привык.

За оконным стеклом завыл ветер. — Похоже, начинается пурга. Лучше бы тебе переждать. Ишь ты, метет-то как.

Не получив ответа, Отомацу обернулся и увидел, что девочка прошла в жилую комнату и рассматривает его коллекцию, разместившуюся на полке. — Это что, марка Д-51? — Неужели тебя интересуют такие вещи? — Она стоит целых триста тысяч йен. Вот здорово, сколько у вас тут эмалевых трафаретов! — Вот тебе на! Ты что, помешана на железных дорогах? — Я даже занимаюсь в кружке «Юный железнодорожник» в нашем колледже, я там единственная девочка. — Да что ты говоришь! Чудеса, да и только.

Отомацу обрадовался. Иногда, раз или два в году, к нему приезжали такие вот «юные железнодорожники» из разных городов. Отомацу испытывал ни с чем не сравнимую радость, рассказывая им о старых добрых железных дорогах. Бывало, что во время таких бесед разгорались оживленные споры, такие долгие, что он оставлял ребятишек ночевать. Однако одни и те же ребята никогда не приезжали сюда во второй раз. Эта захолустная дорога, по которой курсировал один-единственный тепловоз, очевидно, не казалась им объектом, достойным внимания.

Отомацу с удовольствием принялся показывать девочке свои сокровища. Трафареты. Марки локомотивов. Разные мелкие детали и старинные билеты. Жезловые аппараты. Печатающее устройство для датировки, которое мало где теперь увидишь. — Бери, если что приглянулось. Все одно этой весной…

Отомацу хотел было сказать, что этой весной все равно линию закроют, но осекся. — Но у меня нет денег. — Что ты, какие деньги. Бери, не стесняйся. — Я правда могу взять все, что хочу? Даже марку Д-51? — Конечно, бери. Твой дедушка столько раз выручал меня, да и все мои домашние были прихожанами храма Эммёдзи.

Девочка доела сируко и решительно, словно была у себя дома, направилась в кухню. — Да ладно, не стоит, оставь как есть… Повернувшись к нему спиной, девочка начала мыть посуду, ее матроска белоснежной лилией светилась в полутемной кухоньке. — Дяденька, расскажите еще что-нибудь.

Все же этот пустоголовый настоятель, невольно подумал Отомацу, мог заранее позвонить и сообщить мне… Не исключено, впрочем, что он просто хотел как лучше… Да и то сказать, не приди ко мне эта девочка, я непременно напился бы еще до полудня и, завалившись спать, проснулся бы только к вечернему рейсу. А может, и Сэндзи его подговорил…

В Хоромаи разыгралась страшная метель, невозможно было отличить день от ночи, все терялось в густой снежной мгле. Старое здание вокзала скрылось под белым покрывалом, не пропускавшим ни звука, ни света.

Девочка оказалась благодарной слушательницей и с восторгом внимала рассказам старого начальника станции о прежних временах. Отомацу иногда вдруг спохватывался: «Не слишком ли я…» — однако, не в силах остановиться, выкладывал все, что накопилось в нем за полвека, жаловался на неудачи, хвастался успехами.

Все эти воспоминания осели на дне его души, прятавшейся под ветхой формой железнодорожника, и хранились там вместе с запахом жирного паровозного дыма и шероховатостью зажатого в руке куска угля. С каждым новым рассказом на сердце у него становилось все легче и легче.

Период подъема, связанный с военными заказами. Авария в шахте и горы трупов на вокзале. Беспорядки среди шахтеров, для усмирения которых на станцию прибыли особые полицейские подразделея. И — словно гаснущие огни — оставляемые одна за другой шахты.