Юлия Латынина - Инсайдер

– Да неужели вы не видите, что у них общего! – с отчаянием вскричал Шаваш. – Они хотят, чтобы моя голова была отдельно от моего тела!

Все несколько остолбенели от такой трусости. Полковник Шагир, наклонившись к Бемишу, прошептал на ухо: «Если это так, то еще немного, и я присоединюсь к коалиции…»

– Вы хотите сказать, господин Шаваш, – ледяным тоном осведомился посол, – что единственной целью бойни, учиненной на космодроме, захвата восьми тысяч человек, дискредитации наших вооруженных сил и требования смены правительства империи является стремление вас повесить?

– Господа, хватит препираться, – сказал Бемиш. – Вам надо определить свое отношение к требованиям Киссура. И я позволю себе заметить, что, поскольку эти требования касаются внутренних дел Веи, меня как-то изумляет, что наш антикризисный комитет наполовину состоит из граждан Федерации.

– А что наши граждане сидят в заложниках, вы забыли? – спросил полковник Чен.

– И в заложниках мы – меньшинство, – ответил Бемиш. – Восемьдесят процентов наших пассажиров – вейцы, а персонал компании состоит из вейцев на девяносто три процента. Вот и считайте, сколько граждан Федерации сейчас на космодроме.

– Я могу вам сказать, почему здесь сидят иномирцы, Теренс, – вмешался Шаваш, – потому что наше правительство приняло решение просить Федерацию Девятнадцати оказать нам военную помощь для подавления мятежа и освобождения заложников.

– Стало быть, требований их вы не принимаете? – справился Бемиш.

– Об этом не может быть и речи! – заявил министр полиции Шаинна?

– А я бы согласился, – сказал Бемиш.

Все на мгновение замерли.

– Вот как, – криво улыбаясь, проговорил министр, – вы не забыли, что в числе требований – безвозмездная национализация принадлежащих иностранцам компаний? У вас есть в запасе еще один космодром с доходом в полтора миллиарда ишевиков в год, господин президент?

Бемиш помолчал.

– Я предпочитаю получить космодром через два года, – ответил Бемиш, – после полного краха политики Киссура, чем быть убийцей восьми тысяч человек.

– Вам хорошо, – сказал министр полиции, – вы теряете космодром, Теренс, а некоторые потеряют голову.

– Вы не понимаете, Теренс, – закричал Шаваш, – это же псих, маньяк! Этот человек разотрет вас в лепешку! Вы думаете, что случится со страной, когда они тут станут отделять хороших предпринимателей от плохих?! Мы должны его уничтожить! Ввести войска Федерации и размазать, как масло по сковородке!

– Как президент Ассалахской компании, – сказал Бемиш, – я против ввода войск. И хочу напомнить присутствующим чиновникам империи, что если они станут решать внутренние проблемы империи с помощью войск Федерации, то…

– Не учи нас жить, иномирец, – заорал разъяренный Шаинна.

– Буду учить! – заорал не тише его Бемиш. – Вам плевать, что там Киссур требует про национализацию промышленности! Вы две тысячи лет жили при национализированной промышленности! Вам не плевать, что Киссур требует вас повесить за продажность, лично вас, Шаинна, да и Шаваша! А вот тут с Киссуром будут многие согласны…

Шаваш поднялся.

– В качестве официального представителя империи по разрешению ассалахского кризиса, облеченного всей полнотой власти, я требую вмешательства войск Федерации Девятнадцати.

Бемиш встал.

– Я отказываюсь принимать участие в этой мерзости, господа.

И вышел.

Где-то вдалеке уже зачинался рассвет. Остро пахли кусты росовяника, и в деревне мычали во сне вернувшиеся с поздней пахоты быки.

Бемиш, кутаясь в плащ и вздрагивая от холода, прошел в выстроенную над искусственным водопадом беседку. На подстриженных лужайках усадьбы белым и розовым цвела парчовая ножка, и вместе с цветами к небу поднимался дым от расставленных вдоль дорожки курильниц. Слуга, мягко ступая, тут же пронес в беседку корзинку со спиртным и спросил, что подавать на ужин гостям и что делать с парчовыми куртками: уже орали куртки, пришлось им выдать двадцать мешков из кладовых…

Бемиш цыкнул на раба так, что тот убрался, не помня ног. Однако корзинка оказалась весьма кстати. Бемиш извлек из нее деревянную, оплетенную лыком бутыль с пальмовой водкой, выдрал затычку и стал пить прямо из горлышка, запрокинув голову.

Остановился, лишь выпив половину.

Далеко-далеко, сквозь плетеную стену беседки, был виден космодром: он не блестел в ночи, как обычно. Тускло светились главные здания, и там, где еще вчера сверкали ориентировочные огни, над посадочными шахтами расползались мрак и туман. Одиноким, выскочившим из тьмы рогом блестел монорельс, да на шоссе через каждые сто метров копошились заставы и кучки вооруженных людей.