Анрил Зло - Бога.net (СИ)

Смерть — это страх, сменяющийся запредельным блаженством. Она вобрала в себя всё и ничего одновременно, она желанна и ненавистна, соблазнительна и противна… Ты можешь отрицать Бога, Дьявола, любое учение, доктрину или общечеловеческую мораль, но ты не можешь отрицать Её .

Как бы ты ни бегал от её когтистых лап, какую бы добропорядочную жизнь ни вёл — она всё равно придёт к тебе. В свой срок.

Был маленький человечек со своими убогими целями, стереотипами, мечтами и желаниями, а потом раз!.. и раздаётся мерный стук комьев земли о крышку гроба.

Сохрани, боже, раба твоего.

Я рассмеялся, вспомнив, как священник, ответственный за моё погребение, судорожно сжимал крест, шептал молитвы, поливал меня святой водой. Как жалко он выглядел со своей религией.

Святая вода, распятие, молитвы — они помогают только в фильмах. И только в фильмах добро побеждает зло — в реальности же зло даёт добру видимость победы, не лезет в громкие сражения, а просто молча делает своё дело.

Часы пробили полночь, с каждым ударом становясь всё тише. Жизнь покидала этот дом. Осталось совсем немного до полного воцарения смерти. Всего лишь прерванное существование суки, подумавшей, что она сможет жить хорошо, долго и счастливо — как все.

Я представил, как она будет молить меня о пощаде, взывать к человечности, на что я только усмехнусь, спою песню смерти и выверну весь её «богатый внутренний мир». Она будет кричать от боли, барахтаясь в собственной крови, но не сможет умереть, пока я не завершу обряд, пока я не налюбуюсь на её мёртвое, но ещё тёплое тело, окровавленное и такое притягательное…

Хорошо быть умершим, но не мёртвым некромантом. При жизни мы можем получать силу только от ритуального убийства животных: котят, щенят — в основном, их боль сильнее взрослых особей. Убийство людей — честь, доступная во смерти. В отличие от них, мы живём по высшим законам, по которым не можем убивать тех, с кем схожи по внешним признакам, находясь с одной стороны жизни.

Приблизить свой срок тоже не можем. Ждать… вот наша участь. С рождения и до перерождения.

И я ждал, день ото дня хорошенько закидываясь наркотой, отдаляясь от реальности всё дальше. Многим везёт меньше моего — смерть приходит с внешним уродством и запросто может лишить какого-нибудь куска тела. Я же абсолютно цел, разве что немного бледнее обычного.

Почему она так долго? Скоро ночь — моё время — достигнет своего пика и медленно пойдёт на убыль, а я приготовил столько сюрпризов.

Ждать, наслаждаясь внутренним светом ночи и сладостным предвкушением чужой агонии.

Она придёт. Я уже слышу её быстрые шаги по многочисленным ступенькам — лифт вышел из строя, как и все прочие достижения технического прогресса в этом доме. Она перешла на бег, подсознательно стремясь уйти от страха, но с каждым шагом всё больше приближаясь к нему.

Я поднялся, надел маску, глубоко вдохнул, стремясь успокоить сердце, одолженное у прошлой жертвы. Оно было спокойно, производя до этого всего несколько ударов в час, теперь же его удары стремительно приближались к человеческой норме.

Каждую ночь первого дня убывающей луны я живу двумя жизнями разом.

Тик-так, тик-так, тик-так, тик…

Часы замолчали, когда входная дверь распахнулась.

Переступив порог собственной квартиры, она уже умерла. Мне осталось только убедить её в этом.

— Миш? Ты дома? — послышался её прерывающийся от страха голос.

Да, дома… у твоей подруги, захлебнувшейся в ванне со щёлочью. Не переживай, о нём я уже позаботился.

— Алло? Я не могу до тебя дозвониться, Миш… Мне страшно здесь одной, приезжай как можно скорее… — под конец её голос сорвался на шёпот. Шорох шагов остановился всего в нескольких сантиметрах от двери, разделяющей нас.

Давай, будь хорошей девочкой, поверни ручку и встреться со своей судьбой.

Дверь медленно открылась, явив моему взгляду испуганную беременную женщину. Две жизни разом, одна из которых принадлежит ещё не родившемуся ребёнку — этого мне уж точно хватит надолго.

Она пыталась закричать, но страх сковал так, что та не могла ни пискнуть, ни пошевельнуться. С распахнутым в немом крике ртом она смотрела на меня, стоящего в центре яростно горящей белым пламенем пиктограмме, расположенной прямо на полу её гостиной.

Она хотела бежать, звать на помощь, но не могла. Мы в упор смотрели друг на друга, практически не дыша: она — от ужаса, я — в предвкушении.

— Идём, я покажу тебе смерть, — ровно сказал я, протянув к ней руки в чёрных перчатках, символы на которых сверкнули тем же голодным светом, что и пиктограмма у ног.