Беркем Атоми - Чиста пацанская сказка - 2

— Эх, Дром Баро… — прошептал Марат, глядя на дорогу, пересекаемую последними обрывками тумана. — Че ж мне делать-то, а? Скажи…

— Разорви!.. — поперхнулся ревом уставший ждать и возвращающийся ни с чем извозчик-гоблин, — разорви меня Кул-Тху! Барин! Я уж не чаял! А кто платить?! Платить кто будет?!

Марата ожгло — вот! Ну гоблиняка, ну маладэц! Цепь! Волчья голова — на цепи! Судорожно выдернув из кармана половинки Волчьей головы, скользящие по массивной золотой цепи, Марат легко, словно бумагу, разорвал брызнувшее звеньями кольцо, по которому ходит сила, собранная золотом во время приготовления амулета.

… И мертвяк, йоббит-то этот, что замертво лежал, зенки-то ка-ак откроет! Ан гляжу — а он ужо садится, башкой крутит! А ить мертвый был, мертвей некуда! Тут барин-то, шасть ко мне, и кричит: Гони, грит, брат Елло, скорей! Пока, грит, не началось! Ну, я Схавраску ка-ак вытяну повдоль, ка-ак свистну! В четверть часа от Краменок до Сырбуховских Ворот, понял?! А слазит, не, расчелся честь по чести, это вдогон ужо — на, грит, брат Елло тебе на память! За светлую, грит, твою голову! И цепку-т эту мне и вручат. Не продавай, грит, через нее, мол, счастье тебе будет… Вот так вот оно и было, с человеком-то. Сроду ни одного человека больше никогда не повезу — хоть одни человеки на свете останься.

… Ой, врешь ведь поди, а? от начала и до конца врешь…

Ипсочка радостно распахнула глаза — он! Великий Кул-Тху, да что с ним?! Бедняжка, может, его избили?! Сейчас на улицах столько отребья… Мужественное решение пожертвовать дорогим носовым платком пришло мгновенно — и лярва, совершенно по-матерински вытянув губы трубочкой, бросилась наперерез бледному гостю в черном.

— Позвольте, у вас, кажется, кафтан…

— А, мисс Брунгильда из Бергена… — вымученно улыбнулся человек, уклоняясь от заботливой нежити. — Подожди немножко здесь, хорошо?

Через несколько минут человек, все так же хмурясь, вышел от Шнырера и снова улыбнулся лярве:

— Водички занеси шефу…

Растерянно заметавшись между чувством долга и ускользающей добычей, Ипсочка сделала несколько противоречивых па, окончившихся, впрочем, графином:

— Подождите минутку, я сейчас… — но дверь уже хлопнула со всей окончательностью, на которую иногда способны некоторые двери. В тишине приемной раздался сжатый в горле всхлип, и звон горлышка о стакан.

Печально отворив дверь начальственного кабинета, Ипсочка замерла — титан, стоик, финансист, несгибаемый борец за маржу и убежденный поборник качества портфеля плакал, забившись в угол между рабочим столом и секретером. В голос, по-детски, с соплями и подвыванием, размазывая кровь по манишке.

— Бэмцыон Мыцаакович, что с вами?! Вы ранены?!..

— Что же делается в этой проклятой мылихе, Ипсочка, а?! — рыдаючи, возопил Шнырер, воздев на подчиненную зареванные до кроличьей красноты глаза. — Ко мне, честному йоббиту, приходят хулиганы, называют «Быней», пугают ушами и дают мне денег! Балабосым говорят мне: Бэмцион, не пугайся и таки возми эти деньги! Его «уже пакуют»! Хулиган больше не придет, говорят балабосым, наливают мне годкэ и смеются! Мы его «уже упаковали»! Илахим, ну кому теперь доверять — балабосым говорят, что пакуют, а сами таки совсем не пакуют! И смеются! А хулиганы таки приходят! Приходят, бьют меня в нос и задают мне, Шныреру, вполне себе резонные вопросы и что я им отвечу?! Что балабосым кого-то там «уже пакуют»?!

— Бэмцыон Мыцаакович…

— Пя-я-а-ать, Ипсочка, пять!!! — зашелся в новом приступе рыданий несчастный йоббит…

Марат шел грязными переулками в районе Барбарки, едва водя мутными от боли глазами — попытки самолечения не давали результата. Не получалось даже снять синдром, и сломанная ключица, не имевшая полдня никакого покоя, пыталась вырубить неугомонного хозяина. Смешно, но Марату не на что было купить покой — все добытое игрой лавэ отмели на подвале у Голоса, а что толку от бешенного бабла на Крыле, когда надо нанять извозчика, или снять номер…

… Хотя какой к фене номер, йоббитский прогон за меня уже всяко прошел, братва уже на ушах, а мусора разминаются пока, у них кишка длиннее. Сейчас каждый коридорный мечтает рубануть на цинке про мою персону… В шалман никуда не сунешься — что не отмахнусь, просекут быстро. И все… — Марат представил, как его голая тушка без головы шлепается на разделочный стол шашлычников, и передернулся, сморщивщись от боли. — … Не-е, на шаурму мне пока рановато…