Святослав Логинов - Россия за облаком

Платон прошёл в горницу, сдёрнул занавеску, повешенную, чтобы святые не подглядывали за срамной человеческой жизнью, мрачно уставился в лики.

— Ну что, удружили? Теперь не обессудьте, пожалте к ответу…

— Паля, не трожь бога! — закричала Феоктиста, повиснув на муже.

Стряслась гадкая свара. Фектя цеплялась Платону за руку и голосила дурным образом, Шурка захлёбывалась плачем, Платон вырывался и рычал: «Порублю поганцев, на растопку пущу!» — лишь один Микита наблюдал происходящее молча, замерев на пороге. Соседи, конечно, крик слышали, но бежать не торопились, о несчастливом жребии Платона знали уже все и сочувствовать предпочитали издали.

Наконец чёрный Платонов кулак приложился Фекте по мусалам.

— Батюшки, убивают! — с готовностью взвыла Феоктиста, втайне довольная, что гнев мужа направлен уже не на божье благословение, а перекинулся на её головушку.

Платон разом остановился и хмуро сказал:

— Чего раскудахталась? Нас всех сегодня на дележе убило, так что поздно кричать. Как жить-то будем?

Фектя глянула на мужа сквозь быстро натекающий синевой фингал и заплакала молча и безнадёжно.

Не зря говорится, ворон на добычу тянет. В тот же день, ближе к вечеру, объявился возле Платоновой избы перехожий барин Горислав Борисович.

На этот раз прелестные речи сильно смутили мужицкую душу, хотя была в рассказе какая-то недосказанность. Это сказка бывает недосказка, а в правде всё должно быть по правде. Зато о переселении куда-нибудь за Урал Платон задумался крепко. Земля за Уралом вольная, и власти, сказывают, русского мужика не обижают, им для притеснениев инородцев хватает. Вот там жить можно, а про сказочное Беловодье лучше байки слушать.

Последнее Горислава Борисовича задело за живое.

— Ну, хорошо, — обиженно произнёс он, — мне ты не веришь, но другим-то людям поверь! Давай, пойдём завтра в Ефимково, я там тебе покажу кой-чего.

— С чего это мне в Ефимково ходить? За шесть вёрст лапти топтать.

— Ты же только что собирался в переселенцы отписываться. Значит, в волость надо идти, отпускной билет брать, паспорт выправлять. Без отпускного билета ты не переселенец будешь, а беглый. Значит, в волость надо, к становому, а это через Ефимково идти. Вот вместе и пойдём. Там я тебе кое-что покажу, а то впустую болтать — только язык мозолить.

— А то и пойдём! — вдруг согласился Платон. — Лошадь поберегу, ей всё одно — пахота или дорога — страдать придётся, пусть покудова отдохнёт, пешком обернёмся. Час туда, час обратно, там узнать, по каким дням становой наезжает, а ежели он там, то когда ещё примет…

— Паля, погодь, — жалобно протянула Феоктиста. — Чего ты взвился, ровно на шило сел? Может, ещё не поедем никуда, перебьёмся как-нибудь до следующего передела.

Вид у Фекти с подбитым глазом и зарёванной харей был неубедительный, так что Платон отрезал решительно:

— Следующего передела сто лет ждать. Нет уж, лучше сразу — пан или пропал.

Наутро вышли в путь: Платон в новых лаптях и Горислав Борисович в щегольских своих штиблетиках.

Дорога от города до Ефимково торная, начальство, случись что, приезжает в коляске. От Княжева до Ефимково дорога похуже, идёт где полем, где лугом, а где и через мокрый лес. Места пустые, на пути всего одна деревенька — Рубцово — полтора десятка изб. А Ефимково не деревня, а село, там не только кабак есть, но и церковь, и съезжая изба. Волостное начальство, самое ближнее и оттого самое въедливое, бывает не наездами, а в оговорённые дни.

Вышли из дома заутро, но в скором времени попали в жесточайший туман. Хотя по дороге идти — и в тумане не собьёшься. Разбитая телегами колея и тропка по бровке, где, сберегая обувь, бредут странники. Чего ещё желать идущему? По сторонам молоко, а под ногами, всяко дело, путь различимый.

— Сам-то в Ефимкове живёшь?

— Можно сказать и так. Дом у меня там куплен, вот я и приезжаю на лето. А так я в городе.

— Понятно… А про Беловодье зачем врал?

— Не врал, — строго ответил Горислав Борисович. — Дойдём, всё покажу, ничего в карман не спрячу.

— Чой-то больно долго идём. Пора бы уже Ефимкову быть, а ещё и Рубцова не видали.

— Ничего, скоро дойдём.

— Куда скоро? Говорю же, Рубцова ещё не прошли.

— Прошли, прошли. Просто за туманом не видать.

— Дома при дороге, как это не видать?! Вот она, дорога-то!… - Платон ткнул пальцем под ноги и ахнул от испуга и удивления. На грязи, чуть подсохшей после весенней распутицы, чётко отпечатался невиданный след, словно проехала телега с колёсами в пядь шириной. Да и колёса не гладкие, а в рубцах да выступах, всякий размером в два пальца.