Елизавета Абаринова-Кожухова - Оборотень

— Ба, да это же наш Кузька! — радостно воскликнул Василий, чуть отстранившись от Нади.

— Кузьма Иваныч, — солидно поправил домовой, с кряхтением вставая с пола. — Что за бесхозяйственный король этот Александр — дымоходы сто годов не чищены…

Тут в дверях заслышалось легкое покашливание. Все дружно обернулись — в проеме дверей стоял собственной персоной Его Величество король Александр. На нем были его обычный домашний халат и стоптанные шлепанцы. Те, кто лежал или сидел, поспешно вскочили, а кто стоял, склонились в почтительном поклоне.

— Стало быть, я — бесхозяйственный король? — с усмешкой спросил Александр. Кузька предпочел спрятаться за выступ камина. — О, все знакомые лица, — продолжал король, оглядывая присутствующих. — Мы тут услышали грохот и решили самолично глянуть, в чем дело.

— Ваше Величество, — выступила вперед Чаликова, — мои друзья спасли меня от лютой гибели. Можно сказать, вырвали из зубов людоеда.

— Людоеда! — вскричал Александр. — Так, значит, он остался в замке…

— Да, и им оказался достопочтеннейший Иоганн Вольфгангович, — объяснила Надя и как бы между прочим добавила: — С рекомендациями от ливонского рыцаря Йохана Юргенса.

— Не может быть! — опечалился король. — Поэт, создатель столь замечательных стихов — и людоед.

— Да какой он поэт! — вступил в беседу боярин Василий. — Это же злой колдун, как его…

— Херклафф, — подсказала Чаликова.

— Вот оно что, — протянул Александр. — Немало я наслышан о злых делах сего чародея, но уж не как не думал, что он способен на такое кощунство днем читать прекрасные стихи, а по ночам… И где же он?

— Удрал, Ваше Величество, — с досадой прогудел Беовульф. — У, вражья сила, попадись он мне!

— Может быть, здесь есть какой-то потайной ход? — предположил Грендель.

— Насколько мне ведомо, нету, — не очень уверенно сказал король.

— Испарился, что ли, — пробурчал Чумичка. Он по-прежнему стоял возле камина и разглядывал многочисленные грани «волшебного стекла».

— Разве посмотреть за зеркалом, — предположил Дубов. — Вдруг там что-то есть.

— Да, его можно будет снять со стены, — кивнул Александр, — заодно пыль вытрем. — И, подумав, добавил: — А вот с дымоходами сложнее будет. Ну нет у нас трубочиста. Разве что вы, боярин Василий, замолвите словечко брату Дормидонту, чтобы прислал…

— Не надо, Ваше Величество, — отважно выступил из-за камина Кузька. Дайте мне щетку, я вам все дымоходы прочищу. Вот, помню, у бабки в избе…

— Ну хорошо, — подытожил Александр. — Уже поздняя ночь… Или нет, раннее утро. Давайте отправимся на покой, слуги укажут вам горницы, а утром поговорим обстоятельней.

— Ну, я-то, пожалуй, отправлюсь восвояси, — засобирался Беовульф. — Если позволите, Ваше Величество?

— Я тоже, — добавил Грендель. — Пожалуй.

— Нет-нет, прошу вас, останьтесь хотя бы до утра, — Александр поглубже запахнул полы халата. — Вдруг вернется людоед, и тогда ваша помощь будет необходима.

— Ну ладно, до утра так до утра, — примирительно пробурчал Беовульф. Но я бы ему возвращаться сюда не советовал. Убью, душу вытрясу!

— В этом я не сомневаюсь, — усмехнулся король. — Ну что же, господа, пойдемте. — И, глянув на Надю, с хитрецой добавил: — Думаю, Перси, тебе будет о чем поведать своему хозяину. Не так ли, дорогой боярин Василий?

И лишь благодаря скудному освещению ни Александр, ни все остальные не заметили румянца смущения, выступившего на щеках Василия и Надежды.

После столь бурной ночи требовался отдых, и ничего удивительного, что гости королевского замка проспали почти до полудня. Исключение составили только господа Беовульф и Грендель: уже на заре один из них отбыл к себе в замок праздновать победу над князем Григорием, а другой — в свою хижину, дабы увековечить события последних дней в какой-нибудь вдохновенной балладе или даже поэме.

Около полудня король Александр дал своим гостям — Василию, Надежде, Чумичке и Кузьке — небольшой поздний завтрак, плавно переходящий в ранний обед. Как ни торопился Дубов отбыть поскорее, что называется от греха подальше, но приглашением короля, еще не знавшего о ночных событиях в Белой Пуще, пренебречь было никак нельзя.

Поскольку главным делом, занимавшим последние три дня умы и короля Александра, и Чаликовой, было людоедство, то оно и стало темой застольного разговора. Василий, успевший еще до завтрака осмотреть места происшествий и опросить королевских слуг, делился выводами: