Алла Дымовская: Шапка Мономаха

Сначала была только полная тишина, и даже птицы над головой перестали петь и словно бы превратились в каменные изваяния на ветках, ни один лист не шевелился, ни одна пылинка не играла в солнечном луче. Только Тох прижимался мордочкой к теплому боку Арпоксая, пытался спрятаться в складки плаща и иногда с тоской шипел и впивался когтями.

Жрец неподвижно стоял, держа на протянутой вперед ладони зеленый глаз, вторую руку отведя в сторону для равновесия. Будто меч Арея на вершине святилища. И скоро воздух вокруг исполнился звоном. Тох зашипел еще сильнее и впился Арпоксаю в руку, продрав и кожаный нарукавник верхнего кафтана. А звон все нарастал, до визга, до свиста мириадов стрел, выпущенных из мириад скифских луков. И тут вспыхнуло, и жреца и каменный глаз объял текучий изумрудный пламень. Арпоксай видел сквозь зеленые пляшущие языки только, как старый волхв что-то кричит, но море изумрудного огня не пропустило наружу ни звука. А в золотых нитях воина-волхва билась одна-единственная мысль – о том, что ничего ужасней он никогда не видел и не увидит, пока жив на этой земле.

Вой пламени перешел в запредельный звук, и Арпоксай задрожал всеми жилками тела и, почти утратив сознание, углядел лишь на грани бытия, как изумрудный столб словно степным смерчем закружил жреца и как Велесарг вертится на месте волчком, все так же раскинув руки. Потом из кокона зеленых искр вылетела белая, чудесная молния – вверх, от земли к небу, и изумрудный пламень опал, рассыпался с непередаваемым на человеческом языке стоном, словно разверзлось царство мертвых. Волхв мгновение еще стоял на ногах, но Арпоксай не успел подбежать к нему и подхватить старца на руки. Велесарг рухнул на траву у камня Апи. Жрец был мертв и выпит до дна, зеленый глаз выпал из его ладони и откатился прочь, и черные бури с морскими волнами уже не играли в нем. Теперь среди росы лежала просто драгоценная вещица, которую так любят носить на своих диадемах придворные скифские женщины. Но сила присутствовала в нем, только теперь никто, кроме Арпоксая или другого мага или волхва, не смог бы разгадать и обнаружить ее.

Арпоксай подобрал зеленый глаз, снова уложил его в бронзовый ящичек. Но не захотел повесить на пояс, а бережно отнес и опустил в одну из торб, притороченных у Лика поперек седла. После вернулся и совершил то, что было последней просьбой его учителя. Он выкопал могилу под камнем Апи, теперь уже не боясь гнева богини, и похоронил в ней последнего из великих волхвов Скифии, Управителя Душ, который открыл свои последние Врата в последнее из всех Царств.

Тох-ой, жалкий и по-кошачьи несчастный, сел рядом с могилой и просительным, неотвязным взглядом преследовал заканчивавшего ритуальное песнопение воина.

– Ну, уж так и быть, – вздохнул Арпоксай. И подхватив Тоха на руки, запихнул кота в походный мешок. Жена будет рада, такой подарок сбережет его дом-повозку от дурного глаза, и к тому же камышовые коты лучшие сторожа для младенцев. – А теперь в обратный путь. И уж придется бедному Лику обогнать все попутные ветры.

Андрей Николаевич Базанов проснулся совсем уж ранним утром. Было около шести часов, и за окнами еще маячила темнота и хмурая ночная осень, так что для удобства ему пришлось зажечь электричество и в комнате, и в кухне. Дизраэли уже ждал у миски, ворчал и теребил жесткий коврик на полу, как бы подгоняя хозяина. Ему был только год, но и этого срока хватило, чтобы упитанный щенок бассетхаунда превратился в настоящего пудового теленка. Что и говорить, больше половины зарплаты у Базанова вылетало на корма и услуги клубного ветеринара, но делать было нечего, домашние любимцы, как и дорогие хобби, требуют денег. Дизраэли после завтрака, достойного Гаргантюа, еще полагалось выгуливать около часа, и не в ритме чинного шествия по собачьей площадке, а в сумасшедшей гонке вслед за поводком по окрестным пустырям и кошачьим ночлежкам, до которых бассет был большой охотник. А после Базанов мог и сам принять душ, позавтракать и переодеться на службу.

Потому как иначе, чем службой, Андрей Николаевич свою работу никогда не называл. И делал это специально. Ему нравилось подчеркивать перед старыми друзьями и случайными знакомыми тот факт, что к частно-коммерческим предприятиям, торговым и производственным, и вообще к новым русским начинаниям его трудовая деятельность не имеет и не имела отношения. Базанов был государственный с-л-у-ж-а-щ-и-й, оттого и ходил он на с-л-у-ж-б-у. В Министерство финансов Российской Федерации. Где Андрей Николаевич служил в департаменте финансовых услуг. В чине начальника отдела. Кто-то скажет, что должность эта, уж конечно, не бог весть какая синекура, но Базанов синекур не искал. Хотя многие коллеги, в основном из числа сострадательного женского пола, и считали, что Андрей Николаевич не на своем месте, а достоин куда большего. Но для большего и самому Базанову пришлось бы совершать трудоемкие и довольно хлопотные ритуалы угождения высшему начальству, попутно добывая и выискивая любые полезные связи, могущие попоспешествовать его продвижению по служебной лестнице вверх. Андрей Николаевич не делал ничего подобного. И не из-за лени или излишнего чистоплюйства (которое он, впрочем, всегда был готов отставить ради государственной пользы, так что и ему случалось просить там, где выходило нужным). А просто у Базанова присутствовали иные интересы в жизни. Он любил породистых собак, и он любил старинные раритеты, в основном из области нумизматики. Правда, серьезные собиратели редких денежных знаков не считали Базанова за настоящего, безупречно сумасшедшего коллекционера, но все же имя его было им знакомо. В большей части благодаря воистину энциклопедическим знаниям и безошибочному нюху на провокационные подделки. Многие обращались к Базанову и за частной консультацией. Самого же Андрея Николаевича более интересовали длинные цепочки историй, связанных с той или иной редкостью, а не сам факт обладания ею. Потому и библиотеку он имел куда как обширную, а вот коллекцию весьма скромную. Кроме того, личные финансовые обстоятельства не позволяли Базанову всерьез скупать «жемчужины» и «чудеса» монетных дворов. Хотя и у него была мечта. Недосягаемая и неосуществимая. Когда-нибудь добыть двухноминальный стофранковик конца девятнадцатого века или двадцатипятирублевку с парным императорским портретом, выпущенную некогда исключительно для дворцового обихода. Но те монеты купить представлялось возможным только с аукционов и только за баснословные деньги, которых Базанову взять было совершенно негде. Тем не менее Андрей Николаевич все мечтал: мало ли, завещание неизвестных родственников… или, скажем, клад… А пока что любовался их печатными изображениями. Правда, и у него имелись в коллекции, собранной просто для души, без особой системы, один «корабельник», хотя и в плохом состоянии, и монеты «нового кузла» чекана времен Ивана Грозного, также мечевая копейка с клеймом псковского мастера Заманина – повод для зависти не одного конкурента, «крамольная денга» с великокняжеской шапкой Тверского денежного двора, еще полушка с летящей птичкой и надписью «Государь», сделанной вязью.