Любовь Пушкарева - Потерянное одиночество

«Прощаю. Все прощаю за то, что выжил», – слова между нами были не нужны, мы отчетливо слышали мысли друг друга.

В ответ – теплая радость и обещание быть хорошим сыном и никогда меня не расстраивать.

Мы оба были истощены донельзя, я посмотрела на наш общий кокон, примеряясь, как лучше его подчинить и поделить, ища, за что можно было бы ухватиться. Лилия, как и я, ласково потянулся к силе, и она, как послушный зверек, прильнув к нам, разделилась ровно поровну и легко вошла в центры, заструилась по артериям. Я почувствовала себя ожившей, но все равно очень слабой.

– Пошли спать…

Последнее, что я успела до того, как провалилась в сон, это послать успокаивающую весточку Фиалочке.

Утром, проснувшись, но еще с закрытыми глазами, я никак не могла понять, почему оказалась на лесной поляне. А потом все вспомнила. Лилия сполз вниз, зарывшись лицом мне в живот и обнимая за ноги. Я терпеть не могла, когда ко мне кто-то прижимался во сне, поэтому у меня всегда были огромные кровати, чтобы было место отползти, отделиться, но объятия Лилии были приятными и естественными.

Флерсы очень изменили меня.

Лилия в полусне потерся носом о живот, я хихикнула от щекотки, но не отстранилась, его крылья слегка задвигались, продуцируя силу, и он, уже проснувшись, принялся целовать меня вокруг пупка, вливая силу. Это было очень приятно – свежесть, бодрость, – но слишком близко к либидо-центру; сила ринулась туда, и со сладкой судорогой бело-зеленая превратилась в бело-красную. К моему величайшему удивлению, Лилия чуть зачерпнул этой розовой силы и продолжил поцелуи-подарки.

«А… откуда»? – мысленно спросила я, ошарашенно глядя на него vis-зрением и видя махонькую долю красной силы, которой в принципе не могло быть в бело-зеленом флерсе.

«Так вчера ж, – так же мысленно ответил он, – ты отдавала все, что было, а поскольку мы фактически создавали меня заново, вот оно и приросло… Я уже не совсем флерс. Мне нужно новое имя».

Ну да, уже не флерс, а divinitas.

– Дай мне имя, – попросил он вслух, глядя мне в лицо снизу вверх.

Он лежал, тесно прижавшись ко мне, оплетая руками и ногами, будто стараясь слиться. Лиана…

– Лиан… – я оборвала, не произнеся последнюю гласную, осознав, что нельзя давать ТАКОГО имени.

– Ли-ан, – повторила я, и имя зазвучало в воздухе. Оно вышло звонким и белым. «Ли» – от лилии, «ан» – для радостной звонкости.

– Ли-ан, – повторил он, пробуя имя на вкус, и улыбнулся. – Лиан! Хорошее имя для… divinitas.

– Да, divinitas… но, думаю, афишировать твои изменения не стоит.

– Конечно, – и мысленно добавил: «матушка».

Я вздрогнула, пытаясь смириться, а вернее, усмирить кричащий страх. Матушка, ну да, после того, как простила все и все отдала, чтобы выжил, иначе меня никак не назвать. Ну не сестра же, потому что намного сильнее, и не госпожа, какая уж из меня госпожа… Матушка и есть. Только страшно, очень страшно когда вот так называют.

«Буду называть, как скажешь, – мысленно обратился Лиан, – только не расстраивайся», – упрашивал он.

– Леди… – с сомнением предложила я.

В ответ смущение и смех: «моя леди»… Моя леди – обращение к жене в нашей среде.

– Паршивец… – я тоже смеялась и ругалась не всерьез.

– Да, леди, – и он подтянулся к моему лицу, вливая в поцелуе щедрый дар, я легко откликнулась, умножая силу, и мы принялись раскачивать ее, как тогда, перед рождением Незабудки. Только это уже не было так целомудренно, как раньше – красная озорная ленточка вплеталась в поток, заставляя Лиана или меня вспыхивать красным от прикосновений.

Процесс свободного обмена силой, когда ты полностью открыт и не опасаешься, что тебе навредят, сам по себе очень приятен, а когда еще получаешь и генерируешь сам… Ничто не сравнится с этим удовольствием.

Я очнулась, когда объем превысил тот, что был нужен Лиану для перекидывания, и чуть запаниковала…

– «Чшш, все хорошо…» – безмолвно успокоил он меня и, мастерски разделив поток, подхватил свою половину, а вторую направил мне. Тут я уже не сплоховала и запросто управилась с ней.

Через пару минут, когда сила улеглась и звенящая радость поутихла, я глянула на Лиана, он со счастливой, отстраненной улыбкой гладил мои бедра и живот. Если раньше его прикосновения были несмелыми и целомудренными, то теперь в них сквозило собственничество любовника. Я задумалась, а нравится ли мне это, не слишком ли много он себе позволяет.

Он уловил мои мысли по нашей связи и остановился.