Любовь Пушкарева - Потерянное одиночество

Пока мы сидели в машине, Ауэ нервозно крутилась и трещала, не закрывая рта, до меня не сразу дошло, что она напугана куда больше, чем я. Переборов свое неприятие физического контакта с не-людьми, я взяла ее за руку и крепко сжала. Она глянула на меня, и ее глаза налились слезами.

– Ты понимаешь меня…

«Вот уж нет…»

– Я не знаю, за кого волнуюсь больше. Эти дураки оба дороги мне. Сколько лет прошло, а они все так же дороги мне оба.

Я потрепала ее по руке.

– Мы вчетвером попали в Новый Свет почти одновременно, надеялись обрести новые земли, новую силу. Но в здешних краях были свои духи и боги, не зависящие от людей. От местных, я имею в виду, от тех, которых перебили, – уточнила она, – и нам пришлось остаться среди людей. Было очень тяжело, мы оставались единственными filii numinis несколько десятилетий и держались друг дружки. Ну и конечно, бело-зеленая и черно-зеленые, мы не могли не привлекать друг друга.

Я вся превратилась в слух, мельком отметив, что, приезжая сюда, я, оказывается, зря рассчитывала в случае чего уйти в леса и степи, и что бело-зеленые и черно-зеленые, оказывается, привлекают друг друга.

– Конечно же, яркий и сильный Саб привлек меня больше, чем тихий и меланхоличный Отам. Но через несколько лет я устала от постоянных ссор, от вечной необходимости отстаивать себя, плюс Нью-Йорк наводнили вампы, а вслед за ними появились и мохнатые… Короче, когда я застукала его с блохастой, то не выдержала и ушла к Отаму. Мы с ним чудно жили лет десять или даже больше, но Саб… – тут она расстроенно покачала головой. – Чего можно ждать от повелителя зыбучих песков? Конечно же, он не смирился с тем, что я ушла от него. Он очень удачно выбрал момент – я заскучала от тихой и мирной жизни с Отамом, и тут он, такой милый, такой раскаявшийся, уверяющий, что никто не может дать ему то, что давала я. Я не выдержала… Думала – одна ночь, и все. Ночь превратилась в пол-луны. Я была по настоящему счастлива с ним, но… Он хотел лишь отомстить. Когда понял, что я опять в его власти, унизил, приведя в дом блохастую и человечку.

– А человечку-то зачем? – вырвалось у меня.

Ауэ настороженно глянула на меня и, потупив глаза, ответила:

– Загрызли ее…

Мне стало дурно. Ничего себе месть – убить человека ради того, чтобы доставить страдания белой, болезненно реагирующей на преждевременную смерть любого существа, особенно разумного.

– Да… Он запер меня в соседней комнате, и я слышала и чуяла все, что происходило. Когда блохастая перекинулась и набросилась на человечку, я, наплевав на все, в одних панталонах выбралась в окно и, рискуя сломать себе ногу или шею, кое-как спустилась со второго этажа. Прибежала домой к Отаму. Но он меня не простил, его черной натуре нравится страдать, и он принялся страдать от моего предательства. Придурок. Сволочи они оба. Но я так за них боюсь! Так что ты имей в виду, Пати, не пускай этого полуволка в сердце, он тебе его разорвет и клочки разбросает. Защита с его стороны, плата силой – с твоей, а больше ни-ни. И лучше не переезжай к нему, тебе будет очень тяжело в его доме, особенно на первых порах. – Ауэ сейчас ничем не напоминала юную девушку, которой всегда прикидывалась, ее глаза были глазами все повидавшей и уже не надеющейся на счастье женщины.

– Мне-то деваться было некуда, – продолжила она, – только вместе мы могли выжить.

– А как же Форесталь? – вырвалось у меня.

– Форесталь… – горько ответила она – Ты видишь, он не способен делиться, хоть и пытается доказать что он здесь самый белый. Эгоист совершенный. Собирает силу по капле, не понимая, что иногда надо отдать, чтобы получить больше. Нет, Форесталь бесполезен. По приезде сюда он превратился в почти дриаду и лишь благодаря флерсам сейчас жирует. Впрочем, я тоже… Да и Отам держит парочку…

Я не заметила, что во время ее рассказа непроизвольно подпитывала ее белым, это было естественное желание утешить и унять боль близкого существа. Ауэ заметила это первой.

– Ох, ну что ты делаешь, дурочка?

– Ну… – я отняла руки, пробормотав что-то типа: «Как есть, так есть».

Ауэ лишь молча сокрушенно покачала головой, благодарить она не собиралась, но понимала, что теперь в какой-то ничтожной степени обязана мне.

– Ладно, малышка, если ты не будешь дурой, то может быть мы станем чем-то вроде подруг, – обронила она.

Я молча кивнула, понимая, что она имела в виду – только что Ауэ открыла свою личную тайну, и если я не попытаюсь использовать полученную информацию, то могу рассчитывать на лояльность и минимальное содействие.