Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

«Шавшевет» славит Офелию и всё то, что она и её покровители символизируют — яркое олицетворение абсолютной раскованности, она же свобода самовыражения!.. А «Петеки», которым удалось с помощью одной гигантской гребёнки весёлые детские песенки превратить в похоронные марши!.. Конечно, и они завоевали свой пик на горном хребте статистических предпочтений! Да, сложная задачка стояла перед бывшим главным специалистом бывшей же «Лулиании» Моти Блохом! Ни с чем подобным он на работе никогда не сталкивался.

Пребывая в мучительных раздумьях относительно кнопки, которую ему следует нажать, Моти неожиданно задумался о некоторых особенностях войтеромата, символа компьютеризированной демократии!.. Если на Центропульт через угишотрию подаётся сигнал с каждого прибора, значит, счётная комиссия получает информацию о голосующих. Ничего себе «тайное голосование» по последнему слову компьютеризированной демократии!.. Эту стремительно мелькнувшую и столь же стремительно испарившуюся мысль Моти додумал, когда возвращался с Турнира, угрюмо ведя свою машину по ночным улицам Эрании. А сейчас, раздумывая над пестроцветьем кнопок войтеромата, он не заметил, что свет на всём пространстве «Цедефошрии» замигал, погас, и спустя несколько секунд вспыхнул снова. Откуда ему было знать, что таким образом угишотрия отреагировала на почти одновременное прикосновение к фиолетовым кнопкам войтероматов зрителей, оставшихся в секторе Юд-Гимель…

Моти обернулся к жене: «Давай, Рут, ты первая…» Рути, немного поколебавшись и оглянувшись по сторонам, нажала на кнопку прославленного и давно любимого ею рок-мюзикла, одним из первых на этом Турнире испытавшего на себе таинственное действие фелиофона Пительмана. Кнопка с трудом поддалась. Не было никакого обещанного Тимом щелчка, никакого мигания — кнопка осталась безразлично тёмной. «И это называется — проверили все войтероматы? Ширли, давай теперь ты!» — «Ага, ага!

Посмотрим, за кого наша сестрёнка, умница и красавица, проголосует!» — кривлялись близнецы; Галь зловеще нависал за её спиной. Ширли решительно села за стол перед войтероматом и нажала на фиолетовую кнопку, но… кнопка и вовсе не нажалась. Ни щелчка, ни тем более фиолетового сияния изнутри кнопки… Братья захохотали: «Нашей маленькой Бубале нравится музыка из бочки! Все слышали, что они играют на бочке и на самолётных моторах! Пусть даже и выглядит это мракобесными свиристелками! — Никуда не деться твоим любимым фанатикам: придётся идти в ногу со временем! — Она, наверно, не слышала, что их дурацкие свиристелки, прежде всего — шофары запретили! Она ещё не поняла, что у нас появились прогрессивные инструменты! — Шофарами они совсем задурили тебе голову и отравили психику!» Вдруг Гай торжествующе выкрикнул: «А ты знаешь, что папашу твоих дружков-антистримеров замели?» — «Как так?! — побелела Ширли, и её руки упали с войтеромата. — «А вот так! Его сынки хотели всех отравить и одурманить наркотическим мультишофаром. Не вышло — и не выйдет, а папочка на отсидку отправился! Этим антистримером сам Тимми займётся! — Галь подошёл вплотную к сестре: — А ты больше в свою мракобесную школу не вернёшься! Мы не позволим!

Хватит! Новая эра: без фиолетовых, без шофаров, мультишофаров, дурацких дудок!

Сейчас едешь домой под домашний арест!» — и он схватил её за руку. — «Наш Турнир обойдётся без твоего голоса. Я предвидел, что ты можешь нажать эту кнопку, поэтому мы её отключили заранее, так что никакого сигнала на Центропульт не поступит, и имидж нашей элитарной семьи не пострадает. Мы спасли честь нашей семьи! Сядь тут и сиди!» — и он силой усадил сестру на стул. Ширли была до того потрясена вестью об аресте Бенци, что не могла выговорить ни слова, только неподвижно сидела там, куда толкнул её Галь, не реагируя на происходящее вокруг неё. Перед глазами маячило и расплывалось лицо Бенци, которое вдруг оказалось лицом его дочери Ренаны. Она вспомнила, как Бенци уговорил её вернуться к родителям, зазвучал в ушах его голос: «Завтра вернёшься в ульпену…» — и почувствовала, что горло сжимает комок.

Гай продолжал распинаться, торжествующе поглядывая на мать с отцом: «Наконец-то шофары запретили — и правильно сделали! Давно пора было запретить их! Теперь ещё и сажать за них будут! Почему только адон Мезимотес не сделал этого до Турнира!» Бокал с уже остывшим шоколадом стоял перед Ширли, и она, не понимая, что делает, принялась меланхолично размешивать ложечкой и прихлёбывать остывшее лакомство.