Сергей Булыга: Бродяга и фея (сборник)

Урр вынул меч и посмотрел – однако не вниз, а на небо, на горящую полоску Шапки Мира, и подумал, что кто бы им не преградил дорогу, они обязаны пройти.

Тем временем внизу один из воинов вышел вперед, махнул рукой и закричал:

– Мохнатый, что с тобой? Иди к костру, мы ждем тебя!

Урр сразу узнал его голос – да это же Костлявый Стинк! Он года три его не видел. О Стинке говорили всякое; будто бы он…

– Мохнатый! – снова крикнул Стинк. – Горячая похлебка стынет.

Урр не шелохнулся. Когда приглашают к костру, мечи убираются в ножны. А это ловушка. Зачем – он не знает.

– Съюм! Барни! Вы, что ли, оглохли? – не унимался Стинк.

Урр мельком оглянулся на товарищей и торопливо закричал:

– Спасибо тебе, Стинк, за приглашение, но мы спешим. В другой раз мы с огромным удовольствием…

Две тени стремительно промелькнули мимо него и стали поспешно спускаться с холма.

– Опомнитесь! – воскликнул Урр. – Это ловушка, не ходите!

Но Съюм и Барни уже подбегали к упряжкам.

Урр снова посмотрел на небо. Вершина Шапки Мира горела в ночи. Всего лишь восемь дней пути, и тайна бы открылась.

Вдруг кто-то вскрикнул. Так и есть: лишь только Съюм и Барни подошли к костру, как воины набросились на них. Когда же с ними было кончено и воины снова построились в ряд, Стикн прокричал команду, и они, подняв мечи, пошли на холм.

Урр сбросил с лица полотняную маску и поднес меч к губам. Сталь тотчас же прилипла к коже. Обидно, через восемь дней он смог бы раскрыть наиглавную тайну и прекратить вражду. Люди жили бы в мире и счастье. Но этого, увы, не будет, он сейчас умрет. Ну что ж, он сделал всё, что мог, и погибает как мужчина, в открытом бою. Жаль только одного: он так и не узнает, кто повелел отправить Стинка охранять дорогу к Шапке Мира.

Безбрежное море спокойно – ни ветра, ни волн. Ни чаек над водой, ни туч в холодном синем небе – ничего. И только медленно, покойно загребая лапами, плывет Аонахтилла. Глаза ее полуприкрыты, губы плотно сжаты. Аонахтилла не спешит; путь ее бесконечен, а время пути – беспредельно. Суета – удел слабых и глупых существ, которые спешат и совершают подвиги, оплошности, нелепости, предательства – всё, что угодно, лишь бы им не быть наедине со своим страхом и не думать о конце, о смерти.

Аонахтилла же, напротив, думает о жизни, о множестве жизней, точнее, о бесконечном множестве существ, для коих она стала главной и единственной опорой. Она бессмертна и всесильна, мудра и терпелива, и потому должна быть снисходительной к тем беззащитным существам, которые волей судьбы всецело в ее власти. О, да, конечно, всякая забота – это хлопоты, волнения. Но зато как восхитительно чувство того, что ты кому-нибудь необходима! А уж если ты необходима бессчетному множеству множеств, то тогда чем измерить подобное чувство?

Да, Аонахтилла устала, и ей, конечно, тяжело. Но ведь она не может бросить тех, кто ей доверился. А посему она и дальше будет плыть и плыть, покойно загребая лапами, и будет сдерживать дыхание, плавно скользить по волнам и не думать о том, что она голодна. Лишь только иногда, когда становится совсем невмоготу, Аонахтилла с трудом повернет свою старую дряблую шею и, близоруко щурясь, глянет себе на спину…

И перед ней предстанет целый мир – живой, разнообразный, удивительный и в то же время беззащитный и доверчивый. Стоит лишь зацепить его лапой или же просто неловко мотнуть головой, как бессчетное множество жизней с негромким всплеском канет в волны и исчезнет навсегда. А посему Аонахтилла осторожно отвернется и, теперь уже глядя в пустынную даль, с грустью и трепетом вспомнит, как же всё это начиналось.

А был тогда солнечный день. Волны мерно катились по морю. Аонахтилла, опустивши голову и разбросавши лапы, лежала на воде и отдыхала. Как вдруг…

В безоблачном и абсолютно чистом небе вдруг ослепительно сверкнула молния, мелькнула вниз – и с грохотом вонзилась ей в панцирь! Аонахтилла вскрикнула…

И больше ничего уже не помнила. Мир погрузился в темноту и тишину. И как долго пребывала она в таком состоянии, Аонахтилла не знает.

Когда же наконец глаза ее открылись, а уши снова стали слышать, то море по-прежнему было спокойно и небо безоблачно. Привычный мерный рокот волн напоминал о вечности и неизменности заведенных порядков. Аонахтилла, успокоившись, вздохнула, оглянулась…

И замерла. И не поверила. На спине у нее лежал диск. На диске были горы и моря, зеленые равнины, ледники, пустыни, реки. Горы быстро росли, сотрясались и рушились, моря то растекались, то быстро уменьшались, зеленые равнины покрывались белизной и снова зеленели. Аонахтилла удивленно встрепенулась – диск тут же накренился набок и заскользил по панцирю. Еще мгновение… Но Аонахтилла, спохватившись, удержала его лапой, вернула на место и, снова глядя вперед, поплыла по бескрайнему морю. Ей нужно было всё обдумать и принять достойное решение. А сбросить диск в воду нетрудно и всегда успеется.