Сергей Булыга: Бродяга и фея (сборник)

– Смерть! Смерть! – и каждый взмах меча рубил, искоренял в их душах вековечный страх перед народом Севера.

А морфы, ничего не понимая и ослепшие от яркого света, забивались в углы, закрывались руками – и гибли. Когда же несколько из их мужчин, схватив мечи, попытались отбиться, их тут же смяли, порубили и двинулись дальше. Хрип, топот, вопли, звон мечей и огромные тени на стенах, удары, падения, стоны, кровавые пятна в глазах…

И вдруг стало тихо. Урр опустил окровавленный меч и осмотрел берлогу. Да только разве здесь что-нибудь разберешь? Вполне возможно, кто-то из врагов и избежал возмездия, затаившись под ворохом шкур. Ну что ж, пусть будет так. Урр швырнул факел на нары – смолистое дерево враз занялось, огонь заплясал, затрещал, разгорелся.

– Уходим! – хрипло сказал Урр и, опустив голову, первым двинулся к выходу.

Потом они стояли на ветру и смотрели на густой и черный дым, валивший из берлоги. Но вот раздался громкий треск, берлога обвалилась, и сугроб осел. Дым заклубился, заметался и рассеялся. Урр спрятал меч в ножны и медленно пошел к упряжкам. Воины двинулись следом.

Урр, лежа на санях, неистово хлестал собак бичом. Упряжка мчалась всё быстрее и быстрее. Собаки, выбившись из сил, утопали в снегу, но торопились как могли. Им тоже хотелось скорее бежать из долины, не чуять едкой гари и забыть неистовые крики. Еще немного, и хозяин объявит привал, распряжет их, накормит мороженой рыбой, и можно будет с головой зарыться в снег, зажмуриться и хоть немного отдохнуть.

Урр натянул постромки, крикнул – и собаки остановились. Тогда он приподнялся, сел в санях, снял рукавицы и достал из-за пазухи маленький вышитый бисером кожаный кошель, слегка встряхнул его, и на его ладонь лег темно-синий камень – волшебный кристалл. Урр повернул ладонь, и в камне загорелся слабый свет. Урр повернул еще немного, и свет стал ярче. Тонкий луч, отражаясь от граней кристалла, высветил загадочный узор. Урр посмотрел на небо – ни луны, ни звезд. Но, сверившись с кристаллом, он теперь точно знал, где север, и что времени – семь пополудни.

Подоспели другие упряжки. Воины разбили лагерь и принялись кормить собак. А Урр Мохнатый всё сидел в санях и смотрел на волшебный кристалл. Узор то загорался, то тускнел, лучи со временем сдвигались и, многократно отражаясь от зеркальных граней, слагались каждый раз по-новому. Здесь, далеко на Севере, где много месяцев в году не всходит солнце и черное небо без звезд и луны, волшебный кристалл был единственной путеводной нитью, которая давала хоть какую-то надежду на спасение, на то, что ты не заплутаешь, не затеряешься в этих бескрайних и безжизненных просторах. Вначале путь лежит на север, а потом, когда даже лучи на волшебном кристалле начнут расплываться, отряд немедленно возвращается домой. По крайней мере, должен возвращаться.

Урр спрятал волшебный кристалл, поднялся и пошел к отряду. Воины сидели у костра и ели вяленую рыбу. Они потеснились, и Урр опустился к огню.

Костер был хоть и чахлый, но светил гораздо ярче факела. И если б так светло было в берлоге морфов, то, конечно же… Нет, пусть лучше там будет темно. Да, он выполняет свой долг, Великий Винн призвал его в поход… И все-таки, бросая факел, он каждый раз спешит скорее выйти из берлоги, чтоб не видеть убитых врагов. Ведь – да простят ему боги! – Урр не палач, а воин.

Поев, Урр не остался слушать пение Гелля Рассказчика, а ушел в низкую тесную хижину, которую воины наспех сложили для него из плотных снежных плит, лег в спальный мешок и затих.

Не спалось, было страшно. Уже в который раз ему казалось, будто он когда-нибудь заснет и будет спать долго, как морф. И в этом, кстати сказать, не будет ничего удивительного. Ведь человек устроен так, что ночью он спит, а с рассветом встает. А если здесь, на Севере, зимой темно, то вот морфы и спят до весны. А затем, просыпаясь, они – как растаявший снег, как потоп – текут бесчисленными ордами на Юг и пожирают, жгут, уничтожают все живое. А сами же они неистребимы и неудержимы. Но стоит лишь ударить первым холодам, стоит лишь пожелтеть первым листьям, стоит лишь по полям полететь паутине… как дикие орды, бросая добычу, поспешно уходят на Север. Там они залегают в берлоги и спят до весны, до своего очередного набега. Вот тут-то…

Да! А самый крепкий сон у них бывает в январе. И в январе же, в канун праздника Старшего Винна, отряды самых смелых воинов идут на Север. Уже много зим, да что там зим, уже много-много поколений подряд повторяются эти набеги отмщения и сожжено бесчисленное множество берлог… Однако же каждой следующей весной нашествия врагов с каждым разом становятся всё более и более жестокими. Вполне вероятно, что морфы считают, что справедливость как раз не на нашей, а на их стороне, и что они вершат возмездие за тех своих сородичей, которые были убиты зимой.