Сергей Булыга - Долина беспорочной службы

– Вот полюбуйтесь, холм противоречия. А что, если на его месте раскинется долина беспорочной службы?

Лейб-экзекутор с готовностью вытащил из ножен самшитовую трость, браво воскликнул:

– Государь!..

– Первую роту дворцовой стражи! – приказал король. – Идите!

Лейб-экзекутор знал свое дело, самшитовая трость не знала промаха, а бритые лбы, размякшие от бесконечной муштры по плацу, оказались на редкость податливы. Так что уже через неделю король мог быть доволен: проводя смотр вышеназванной роте, он наблюдал отменную выправку, отменный строй, отменный шаг и даже более чем отменно выполненные ружейные приемы.

– Машина! – то и дело восклицал король. – Часы! Поэзия!

Затем он подошел к строю, потрогал темя правофлангового солдата… и с удовлетворением нащупал в нужном месте небольшую ямку – долину беспорочной службы. Король счастливо улыбался, а солдат смотрел на него пустыми, верными, свинцовыми глазами, похожими на пули.

О, пули! Это замечательно! А посему немедленно последовал приказ по всем двенадцати полкам. И засвистели трости. Офицеры старались на славу. Король лежал в объятиях прекрасной госпожи и думал…

Да, у соседних королей бесчисленные армии и сотни орудий, а у него лишь двенадцать полков. Но каких! Его солдаты не боятся ничего кроме окрика собственных офицеров и не думают ни о чем кроме воинского устава. Это не солдаты, а скорее заводные куклы, умеющие убивать. Так скажите на милость: что еще нужно для победы? Ничего! И потому как только сойдет снег и просохнут дороги, от отправится в поход и раскромсает всё это лоскутное цивилизованное одеяло. Он перекроит его на собственный манер, да так, что только одному ему будет тепло, а всем другим холодно!

Шло время. Король обходил караулы, восторгался живописью, выигрывал в карты, любил госпожу Праленту и немножко скучал в ожидании весны. А офицерские трости свистели, ломались, заменялись новыми и вновь свистели так, что с каждым днем солдаты короля приобретали всё лучшую выправку, всё лучший шаг и всё большую жажду сражений. И жажда эта доходила до того, что даже в показательных сражениях они норовили стрелять боевыми зарядами. По своим. Им нужен был выход, и король предоставил его.

Как только сошел последний снег и просохли первые дороги, так сразу все двенадцать полков отправились в поход. В первом же сражении им противостоял неприятель, превосходивший их втрое в численности и вдвое в артиллерии. Но король не дрогнул; он зачитал генералам диспозицию, и, верные приказу, полки неумолимо двинулись вперед. Косая атака удалась на славу – левый фланг неприятеля был смят и опрокинут, а затем и правый, как было сказано в реляции, «изволил показать хребет». Победа была полная: четырнадцать штандартов и сорок семь орудий, не считая пленных, которых все равно не брали. Одно печалило: если ущербные солдаты сплошь и рядом выказывали себя героями, то среди офицеров нашлись и такие, которые, как оказалось, владели шпагой значительно хуже, нежели тростью. Король был неумолим: провинившиеся были немедленно расстреляны, а на их места назначены особо отличившиеся солдаты.

Быть может, кому-то эта мера покажется излишне строгой. Вполне возможно. Но зато каков был урок! Уже в следующей баталии офицеры сражались как львы. Более того; наблюдая, сколь благосклонен король к своим не рассуждающим солдатам, офицеры не только в бою, но и на марше стали подражать своим подчиненным, что означало всегда и во всем следовать букве устава. А в уставе было сказано: «Всё, что видит солдатское око, должно быть немедленно отнято и положено на зуб или в ранец; то, что не умещается в ранец, складывается на офицерские повозки; не уместившееся на повозки поступает во владение короля». И армия неукоснительно соблюдала устав: солдаты брали то, что можно унести, офицеры – то, что можно увезти, а все остальное, как то города, селения, поля, реки и леса, поступало во владение короля. О покоренных жителях в уставе ничего конкретного сказано не было, и потому всякий поступал с ними по собственному разумению – лишал добра, живота или того и другого одновременно. Так что чего и говорить, устав был удобен. Настолько удобен, что даже за пиршественным столом король не слышал ничего корме восхваления устава. Слушать подобное было, конечно же, несколько скучно, зато совсем не скучно было гарцевать в виду победоносной армии. Скипетр в левой, шпага в правой руке, и огромные перья на шляпе!

Кстати, о шляпе. Она была поднесена ему в день коронации. Король собственноручно прострелил ее заговоренной пулей в четырех местах, считая это доброю приметой, ну а фамильную корону ювелиры переплавили на ожерелья для любимой Праленту – ведь госпожа была поистине нежнейшей, восхитительной…