Сергей Булыга - Весьма похвально

Возвращенный к своему первозданному виду, баран, тем не менее, не шелохнулся, не боднул, не упрекнул, не пожурил; он лишь слегка подмигнул левым глазом и замер. Так! Значит, беда позади! А посему сколяр вернулся на топчан и предался глубокому сну прощенного грешника.

Проспав два дня и две ночи подряд, сколяр на третий день проснулся прежним – одаренным и смиренномудрым. Теперь он вновь стал усердно посещать диспуты и срывать там похвалы, вновь стал он с великим удовольствием вкушать имбирные хлебцы и запивать их настойкой лопуха. А в книгохранилище, подальше от соблазна, он не ходил, сославшись на слабость зрения. Одним словом, дела сколяра пошли все лучше и лучше, и к новолунию он вовсе оправился.

Но стоило лишь миновать новолунию и серп луны стал вновь расти…

Как сколяр, вконец обезумев, явился в книгохранилище и заявил, что хоть глаза его по-прежнему слабы и читать он не может, однако страсть к знаниям столь велика…

– Любезный юноша! – радостно перебил его седовласый смотритель, и лик его воссиял как диск ночного светила. – Да разве это беда?! Садитесь, слушайте!

И, усадив сколяра в самом углу, рядом со своею пленительной дочерью, смотритель раскрыл наугад первую попавшуюся книгу и стал читать.

Читал он громко и самозабвенно, но, поверьте, никто не слушал его. Дочь ни на миг не оторвалась от вышивания, ну а сколяр… Сколяр ни разу не посмел взглянуть на ту, которая лишила его покоя. Да и зачем?! Одно лишь осознание того, что она рядом, ввергло сколяра в такое безграничное блаженство, что, когда стемнело, смотритель вынужден был трижды напомнить о том, что книга прочитана, прежде чем сколяр очнулся от восхитительных грез, встал и раскланялся.

В тот вечер он действительно, как человек лишенный зрения, спотыкался на каждом шагу.

А назавтра он вновь поспешил в книгохранилище. И послезавтра, и после-послезавтра. И не было рядом с ним никого, кто мог бы напомнить ему краеугольный постулат мактайских мудрецов, провозглашающий, что книга есть источник разума, а женщина – родник безумия.

И посему в полнолуние, в самую полночь, он смело стер рога, сомкнул глаза, сложил руки, сосчитал, призвал – и вновь, как и месяц назад, сколяр и дочь смотрителя выплыли в окно и полетели, уносимые бурным воздушным течением, так прозорливо предсказанным Великим Молчальником из Гель-Гнаи.

В ту ночь, заметно осмелев, сколяр позволил себе некоторые вольности. Так, например, вознесясь до небесного свода, он срывал с него самые яркие звезды и подносил их возлюбленной, а та вплетала их в свои пышные распущенные волосы, и это было поистине восхитительно зрелище.

Однако, как я уже упоминал, летняя ночь коротка, и влюбленные вскоре были вынуждены вернуться в тесную мансарду. Сколяр разжал ладонь, и дочь смотрителя исчезла. Сколяр…

Быть может, он действительно устал…

Сколяр пал на топчан и трое суток кряду пролежал без всякого движения.

А на четвертый день – осунувшийся, с красными глазами – он пришел в книгохранилище.

– Любезный юноша! – восторженно сказал смотритель… и надолго замолчал.

Сколяр смотрел на дочь смотрителя – и дочь смотрителя смотрела на него.

– Скажите, – начала она… и смутилась.

Смутился и сколяр. Он смотрел на нее и молчал. Она тоже молчала. Тогда, еще немного подождав, старик, глубокомысленно откашлявшись, спросил:

– Любезный юноша, моя единственная дочь… – но тут он вновь откашлялся и продолжал: – Любезный юноша, Великий Молчальник утверждает, что звезды – это… как бы вам проще сказать… А сами вы как считаете: что такое звезды?

– Звезды? – переспросил сколяр и покраснел. – Откуда мне знать? Хотя… Я думаю, что звезды – это небесные тела, размеры которых огромны. Кроме того…

Однако не успел сколяр поведать и четверти того, что было им слышано на диспутах касательно строения вселенной, как вдруг смотритель резко перебил его:

– Придите завтра!

И сколяр пришел. Смотритель встретил его, одетый в дорожную накидку. Дочь его прижимала к груди узелок с вышиванием. Старик отвел сколяра в сторону и зашептал:

– Любезный юноша! Вы только посмотрите на свои глаза – они красны от злоупотребления чтением. Но знайте: начертанная мудрость – это мертвая мудрость. Стремитесь к живому слову!

– Я и стремлюсь, – ответил сколяр.

– А, что эти диспуты! – махнул рукой смотритель. – Вот я бросил всё и еду слушать речи Великого Молчальника. И дочь моя со мною… Признаюсь, вы мне приглянулись, и поэтому моя единственная дочь увязала не две, а три дорожные котомки. Надеюсь, что вы поняли меня.