Кэтрин Куртц - Сын епископа

— Тебе причитается объяснение, — негромко произнес он, поманив Моргана, чтобы подошел поближе. — Могу только сказать: случилось нечто такое, до чего бы я в самых бредовых грезах не досмотрелся. Это… Нужно время, чтобы к этому привыкнуть.

Морган нахмурился, остановившись на расстоянии вытянутой руки от кузена, боясь к нему прикоснуться.

— Будь так добр, объясни, о чем ты говоришь? Что стряслось? У тебя такой вид, словно ты встретил привидение.

— Некоторым образом так и есть, — Дункан прикусил нижнюю губу и вздохнул. — Аларик, я не из чистой придворной учтивости одобрил наряд юного Дугала и спросил насчет его застежки. А когда он мне сказал, откуда она у него…

Он снова вздохнул, уронив взгляд на лиловые туфли, выступавшие из-под пол его ризы.

— Когда-то эта вещица была моей, Аларик. Я подарил ее сестре Дугала много лет назад при тех самых обстоятельствах, которые он назвал. — Он помедлил, с трудом прочищая горло. — Только… теперь я думаю, что брат, родившийся немного погодя, мог вовсе и не быть ей братом. Я… я думаю, что Дугал — ее сын. И мой.

Когда Дункан поднял глаза на Моргана, ему не понадобилось никаких особых магических талантов, чтобы прочесть изумление и потрясение, которые того охватили. Дункан знал, что наверняка и сам излучает нечто подобное. Ему, так же как и Моргану, с трудом верилось в сегодняшнее открытие, но пряжка сама за себя говорила. А Дугалу было ровно столько лет, сколько полагалось.

На Дункана нахлынули воспоминания о давно прошедших годах, но он придержал их еще на миг и указал на два кресла перед очагом. Он старался держать щиты сомкнутыми и, вообще, как можно меньше думать, пока переставлял ноги, приближаясь к креслам, а Морган следовал на ним. Дункан не мог понять, душевный подъем или дикий ужас грозят захлестнуть его, как только он наконец выпустит на свободу воспоминания.

Он сидел, и пламя в очаге расплывалось перед его глазами, присутствие рядом Моргана лишь смутно угадывалось, тот придвинул свое кресло еще ближе и воззрился на него, едва ли не касаясь лбом лба и коленями колен.

— Так ты собирался мне об этом рассказать, — тихо напомнил Морган. — Я не священник, но ты сам знаешь, мое слово не менее твердо и нерушимо.

Дункан неловко улыбнулся.

— Если это правда, то сомневаюсь, что способен сколько-нибудь долго молчать об этом, — еле слышно произнес он. — Если бы я мог позволить себе сына, он был бы очень похож на Дугала, а если Дугал и есть мой сын, он имеет право знать.

— Иногда лучше чего-то не знать, — ненавязчиво намекнул Морган. — Если он незаконнорожденный…

— Мой сын — не дитя случая, — пылко произнес Дункан. — Мы с его матерью собирались пожениться в то время и обменялись обетами, которые считали нерасторжимыми. В наших глазах и перед Богом она была моей женой.

— А перед законом?

Дункан покачал головой и вздохнул.

— Этого я не знаю. Но есть, по крайней мере, одна хитрая оговорка в каноническом праве. Это называется… — он сосредоточился, усилием воли набираясь спокойствия. — Кажется, это называется per verba de presenti — клятва перед свидетелями, пусть не обряд, совершенный священником. И, хотя бы в теории, она столь же обязывает, сколь и помолвка, которая не менее прочна, чем самый брак.

— И ты можешь представить свидетелей? — спросил Морган.

Дункан уронил голову, вспоминая ту ночь много лет назад, уйдя в сумеречную страну воспоминаний о поре между детством и возмужанием… вот он и Мариза стоят на коленях в часовне в полночь, опасаясь, а вдруг кто-то войдет, и молясь перед единственным свидетелем, на которого можно положиться, а люди ее отца готовы выступить со двора, едва забрезжит заря.

— Перед Тобой, как Высшим Свидетелем, мой Господь и мой Бог, я приношу этот торжественный обет, — произнес Дункан, оборотив глаза к лампаде, ярко пылающей над алтарем. — Что я беру эту женщину, Маризу, как свою законную венчанную жену, отрекаясь от всех остальных, пока нас не разлучит смерть.

Игла пряжки у его горла оказалась неподатлива, и он повозился немного, пока не снял ее и не положил в ладонь Маризы, глядя на девушку со всем отчаянием влюбленного перед неизбежной разлукой.

— Я даю тебе это в залог моей любви и беру тебя в жены, и отныне я навсегда твой.

— Были свидетели? — донесся до него мягкий голос Моргана. — И ты можешь их представить?

Плечи Дункана обмякли, и он покачал головой.