Михаил Кликин: Наш упырь

– Я боюсь, – прошептал он.

– Ничего, ничего, – бабушка Анна пригладила его волосы. – Всё будет хорошо, Вова. Всё будет хорошо…

Поздним вечером все чужаки собрались вокруг стола. Бабушка Анна принесла им котелок с варёной картошкой, блюдо малосольных огурцов и пяток яиц.

– Негусто, – буркнул один из незваных гостей.

– Так подъели уже всё, – спокойно сказала она.

Вовка к этому времени уже залез на печку. Его мутило, сильно болела голова, но он крепился, и боялся лишь, что болезнь, о которой он стал забывать в деревне, теперь вернется и убьет его.

Печь у Анны Сергеевны была куда шире, чем бабушкина. Значительную часть, правда, занимал бестолковый железный ящик, но и оставшеегося места с лихвой хватило бы на трех взрослых мужиков. А вот потолок располагался слишком низко – Вовка даже сесть толком не мог. Случись ночью шум – вскочишь, дернешься, обязательно лоб расшибешь. Или затылок.

Вовка перевернулся на бок, подтянул колени к животу, заскулил тихо.

Внизу чавкали чужаки, прихлебывали что-то, о чем-то переговаривались, шептали, шипели будто змеи. Вовка сейчас и представлял их змеями – большими, толстыми, свившимися в кольца, – точно такого змея потыкал копьем всадник на одной бабушкиной иконе.

– Не спишь еще, Вова? – спросила Анна Сергеевна, пристав на ступеньку лесенки.

– Нет.

– Иди сюда… Слушай внимательно… – Она говорила едва слышно, на самое ухо. Осекалась, оборачивалась, осматривалась. И продолжала: – Мы с тобой сегодня ночью заберемся вон в тот ящик. Тихонько – чтоб нас никто не услышал. Сможешь?.. Хорошо… Тут будет шумно, но ты не пугайся. Нас в ящике никто не тронет. Не достанет… А потом всё кончится. Всё хорошо кончится… И быстро… Главное – забраться в ящик… Но пока его не касайся… Кивни, если понял… Ну, вот и ладно…

Бабушка Анна спустилась на пол, пропала из виду. Возникла в комнате, собрала кое-какую посуду, унесла, погремела, постучала на кухне. Вернувшись, сказала громко:

– Я ложусь.

Ей кивнули.

– Ну, тогда спокойной ночи, – сказала она, поворачиваясь.

И Вовка заметил, что она холодно улыбается.

Этой ночью Вовка не спал совсем.

Бабушка Анна ворочалась рядом, притворялась спящей. В комнате на разные лады громко храпели чужаки. Тусклый огонек ночника едва освещал циферблат часов. Если долго присматриваться, то можно было заметить, как движется минутная стрелка – черная на темно-сером. Вовка следил за ней, и думал о рыбалке, о бабушке Варваре Степановне и о родителях. Еще он думал о том, как будет забираться в железный ящик.

На скрипучем стуле посреди комнаты лицом к двери сидел один из бандитов. На коленях его лежал автомат. Бандит не спал, он ерзал на сиденье и время от времени чиркал спичкой, прикуривая. В два часа ночи он разбудил одного из товарищей, отдал ему автомат и, постанывая от удовольствия, растянулся на полу. Через минуту он уже храпел, а Вовка пытался разобрать, что бормочет его сменщик…

Время было темное и вязкое, как то варево на керосинке.

В начале четвертого бабушка Анна открыла глаза.

– Сиди, жди, – шепнула она Вовке и, кряхтя, червяком полезла с печи.

В комнате она что-то сказала человеку с автоматом, и тот поднялся. Вместе они вышли за дверь и пропали почти на десять минут – Вовка уже начал тревожиться, и гадал, а не пора ли ему залезть в ящик. Но дверь открылась снова – в комнату на стену прыгнуло пятно света, похожее на глаз. Погасло. Две темные фигуры одна за другой перешагнули порог, встали, о чем-то тихо переговариваясь. Кажется, бабушка Анна хотела оставить дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить комнату. Уговорила – распахнула широко, приставила круглую кадушку. И, хлебнув на кухне воды, снова полезла на печь.

– Отдушину в туалете открыла, – тихо сообщила она Вовке, укладываясь рядом и подпирая голову кулаком. – Как с Осипом и договаривались – знак ему. Теперь подождем полчаса и полезем… Ты не спи…

Чем меньше времени оставалось до назначенного срока, тем сильней колотилось Вовкино сердце. Лежать и просто ждать было совсем невмоготу. Вовка не знал, что вот-вот произойдет в этом доме. Догадывался. Но наверняка – не знал. И незнание это душило его.

– Пора, – шепнула бабушка Анна, перевернулась на другой бок, подвинулась, тесня Вовку, и осторожно потянула на себя железную дверцу с сеточкой мелких отверстий.

Забиралась Анна Сергеевна неуклюже, медленно; лаз был маленький, чуть больше выреза в пододеяльнике, и она заползала в него по частям: сперва сунула голову, потом одно плечо, другое, туловище, зад, ноги… Не так уж много места осталось для Вовки.