Олаф Бьорн Локнит - Карающая длань

Эрхард безмолвно протянул ему предусмотрительно принесенную с собой огромную кружку. В три глотка осушив ее, варвар почувствовал себя несколько лучше и осторожно поинтересовался:

– Так что же я наделал?

Эрхард весело рассмеялся и стрельнул глазами в сторону «Короны и посоха»:

– А может, не стоит?..

– Стоит, – твердо перебил его киммериец. Крыша трактира – это он видел – никуда не делась, а значит, самого худшего удалось избежать.

– Как хочешь… – и, продолжая хихикать, десятник начал свою повесть о предыдущем вечере. – Значит, когда я вошел, ты стоял посреди зала. И, ты уж извини, мочился купцу Стеварту в кувшин с пивом. Совершенно не обращая внимания на вопли несчастного торговца. Лицо у тебя при этом было ну совершенно как у деревенского дурачка. Посетители загибались от хохота, но это были еще цветочки… Закончив свои дела, ты берешь купца за горло и опрокидываешь содержимое кувшина ему в рот, приговаривая при этом нечто вроде – «Пей за папу, пей за маму, пей за младшую сестру!» Это что, традиционная киммерийская поговорка? – не получив ответа, Эрхард добавил: – Кое у кого в зале при этом началась настоящая истерика. Напоив купца, ты начал орать песни…

В продолжении рассказа Конан медленно начал понимать, что его нынешнее пребывание в Приграничье явно затмит предыдущее, а количество сложенных историй вырастет до небесных пределов. И что это будут за истории, страшно представить!..

– С чувством исполнив «Двенадцать и одну», ты решил поиграть в «Злой медведь вышел на охоту» и принялся с ревом гоняться за девушками-служанками, обещая их изнасиловать, – безжалостно продолжал пунцовый от еле сдерживаемого смеха Эрхард. – Кое-кто из них, наверное, был бы вовсе не против, попроси ты их об этом более подобающим способом… Наконец, тебя попытались усмирить, но, после того, как ты измолотил троих добровольцев и пообещал сделать отличную яичницу из мужских достоинств хозяина, тебя решили оставить в покое. Так что весь оставшийся вечер ты сидел в углу и с ужасно сосредоточенным видом выл, явно вообразив себя волком и мешая всем остальным…

– Хватит! – Конан закрыл лицо руками и мучительно застонал. – Все, с сегодняшнего дня завязываю!

– Давно пора, – согласился Эрхард. – А то выставляешь себя на посмешище. Спору нет, вчера было замечательное представление, но повторять его не стоит.

– И в «Корону и посох» я лучше не ногой… – бормотал между тем варвар, собирая свои вещи, раскиданные вчера по всей комнате и гадая, как же он умудрился вернуться в гостинцу.

– Правильно, не ходи, – нарочито равнодушно произнес Эрхард, вставая с табурета. – Все равно она закрыта.

– А чего так? – удивился Конан, одевая перевязь с мечом и затягивая ремни.

– Да столы там чинят… и стойку! – десятник не выдержал и расхохотался

Киммериец заскрипел зубами и поддал ногой по шаткой двери так, что она чуть не слетела с петель. Ничего себе, повеселился!

– Ты у короля был? – осведомился варвар, когда они спускались по шаткой лестнице.

– Конечно, – кивнул Эрхард. – Он меня вызвал и разъяснил задачу. Мой десяток готов к походу, хотя, честно говоря, это безумный план. Впрочем, лучше такой, чем вообще никакого. Пошли, посидим в казарме, я тебе карту покажу и познакомлю с ребятами.

– А как погодка? – задал самый главный в Пограничье вопрос Конан, открывая дверь. В лицо ему ударило яркое солнце и киммериец невольно зажмурился. – Понятно…

Они зашагали через густо заросший сорняками двор к нескольким приткнувшимся к крепостной стене ветхого вида строениям. Если так здесь живут солдаты, но немудрено, что король трясется и со дня на день ожидает переворота. За одно такое небрежение он заслуживает подобной участи.

Подняв голову, Конан впервые со дня своего приезда в Пограничное королевство увидел ясное небо. Все тучи куда-то подевались, и, насколько хватало глаз, простиралась лазоревая синь без единого облачка. Солнце отражалось в невысохших каплях вчерашнего дождя, уцелевшая листва на хлипких деревцах искрилась крохотными радугами. Даже развалины потеряли свой обычный угрюмый вид – омытые струями ливня, они напоминали старика, радующегося внукам.

Оживившийся Эрхард засвистел под нос какую-то лирическую песенку, что совершенно не вязалось с его обычной сдержанностью. Конану же было наплевать на все красоты Пограничья. Главное – наконец-то светит солнце и не капает холодный дождь.

Зайдя в казармы, киммериец в который раз удивился убогости королевства. Плохо обструганные и криво сколоченные нары с брошенными поверх соломенными матрасами, голые исцарапанные столы без одной-двух ножек, подпертые бочонками, колченогие табуреты, крохотные окна, затянутые мутными бычьим пузырями… В полусумраке неясными тенями скользили солдаты, то появляясь, то пропадая. Время о времени раздавалась забористая ругань и грохот опрокидываемой мебели.