Олаф Бьорн Локнит: Повелитель молний

– Не имеет, – на редкость покладисто согласился Аластор. Сейчас он бы с радостью согласился с чем угодно.

– А я целоваться не умею, – обезоруживающе призналась Феруза, наконец-то поднимая взгляд, и застенчиво хихикнула. – Знаешь, я сидела и думала – эта госпожа, Клелия, она такая красивая, умная, знатная… Вдруг ты захочешь уйти с ней?

Снизу, из обеденной залы, донесся грохот, всплеск дружного хохота и залихватское бренчание струн виолы, немедля заглушенное разноголосым ревом, в котором отчетливо выделялся хмельной рык Райгарха.

– Мы – я и Клелия – однажды попробовали жить вместе, – Аластор протянул руку, дотронулся до плеча девушки и очень медленно привлек ее к себе. – Ничего не вышло, поэтому мы решили остаться друзьями. Клелия добрейшая женщина с золотой душой, но, к сожалению, чрезмерно упрямая, – он наклонил голову, бережно притронувшись к полуоткрытым губам Ферузы. Они оказались такими, как он всегда представлял – теплыми, чуть влажными, с неповторимым привкусом диких яблок.

Опытная в сотне иных вещей, гадалка поначалу стояла неподвижно, приноравливаясь к новым впечатлениям, и не сразу начала отвечать – неуверенно, боясь самой себя. Понадобилась целая вечность, чтобы убедить девушку в том, что никто не заставляет ее делать того, чего ей не хочется, и другая – пока она отважилась на первое робкое объятие.

Впрочем, предсказательница оказалась способной ученицей, быстро уловив, насколько сладкими могут быть поцелуи и какими возбуждающими – прикосновения. Когда Аластор украдкой распустил крепко завязанные шнурки на спине ее платья, стягивая ворох шелестящей ткани вниз, Феруза тихонько рассмеялась и сама подтолкнула его к постели. Они упали, превратившись в неразборчиво шепчущее, постанывающее, тихо вскрикивающее существо, мечущееся на скомканных простынях, и, наконец, замершее перед последним броском – туда, в темную, зовущую бездну.

«И ты в очередной раз потерял голову, – в комнате давно сгустились сумерки, но Феруза не обращала на это внимания, а Аластор с рождения хорошо видел в темноте. – Причем, надо признать, всерьез и надолго. Она мне нужна. Может, я совершаю очередную ошибку, но в конце-то концов! Неужели я не заслужил краткого отдыха от одиночества? Феруза, Феруза, что мы натворили…»

Он нежно провел ладонью по лицу вытянувшейся под ним девушки, убирая рассыпавшиеся густые пряди. В отличие от многих женщин, Феруза не закрывала глаз – слегка расширившиеся зрачки смотрели пристально, даже немного пугающе.

– Да, – беззвучно произнесла она, расслабляясь, и Аластор нетерпеливым рывком подался вперед, забывая обо всем, ибо в мире действительно ничто больше не имело значения. Ее руки на его плечах на миг сжались, он почувствовал впивающиеся ногти, услышал, как быстро и прерывисто она дышит, и прикусил губу, чтобы не закричать.

Время остановилось, вокруг заплескались ласковые, прозрачные волны Закатного Океана и увлекли их за собой.

В общем зале трактира «Уютная нора» царил радующий душу и глаз разгром, означавший, что, несмотря на поздний час, постояльцам совершенно не хочется расходиться, а потому выискивается любой предлог, дабы продолжить веселье.

Госпожа Клелия уехала, забрав с собой неотлучного Рейфа (судя по мелькнувшему на его бесстрастной физиономии разочарованному выражению, он бы предпочел остаться), но прежде переговорила с тремя людьми.

Вначале с Ферузой, после чего туранка поднялась наверх, а на ее осунувшемся лице блуждали недоверие пополам с безумной, отчаянной надеждой. Гадалка постояла возле дверей комнаты Аластора, прислушиваясь, стукнула кулачком по стене и вдруг едва ли не бегом умчалась в свое жилище. Оттуда она явилась в лучшем платье, какое у нее имелось, вошла к Альсу и заперла за собой дверь на засов.

Затем Клелия отозвала в сторону Малыша. Этот разговор вышел кратким и деловым. Выслушав женщину, Конан молча кивнул, и на сем беседа завершилась. Очевидно, госпожа Кассиана и Малыш заключили между собой некую сделку, а теперь обговорили ее условия, найдя их приемлемыми.

Третья беседа состоялась с Ши. Вернее, не беседа, а сущий обмен любезностями. Ши вспомнил о брякнутом сгоряча обещании и, скрепя сердце, принес Клелии памятную шкатулку, содержавшую ее жемчужное ожерелье – порванное и ставшее усилиями Ферузы и Кэрли несколькими разрозненными нитями. Клелия заглянула в коробку, сокрушенно вздохнула но рассыпалась в столь учтивых благодарностях, что вогнала обычно невозмутимого Ши Шелама в краску. Воришка, разумеется, умолчал о том, что десяток жемчужин покрупнее как бы сами собой завалились в его карманы