Олаф Бьорн Локнит - Алмазный лабиринт

Он подробно высказал все, что думает о престарелом короле Зингары и его безумных решениях, последствия которых расхлебывают несчастные подданные. Вот, например, эти королевские корсары, чтоб им всем провалиться сквозь землю или утопнуть вместе со своими проклятыми кораблями! Ни днем, ни ночью покоя нет, управы на них никакой, и пожаловаться не смей – они, видишь ли, под особым покровительством короны, так что тебе же и нагорит, коли против них ляпнешь что-то! Зачем, спрашивается, они нужны – против барахцев? Так половина из этих мерзавцев сами бывшие барахцы, и против своих дружков никогда в жизни не пойдут! Предположим, от Аргоса они худо-бедно зингарские корабли защищают, но ведь и сами, ежели случай подвернется, ограбят и смотреть не будут, кому принадлежала обчищенная подчистую галера.

А этих, с «Вестрела», давно пора гнать из города, вместе с их капитаном-варваром, которого даже гнев богов не берет! Любой другой нормальный человек уже давно отправился бы прямиком на Серые Равнины, давать отчет о своих делах Владыке Мертвых, а киммерийскому дикарю хоть бы что! Сколько раз достоверно утверждали, что отправили его на дно – два, три, десять? И каждый раз он снова возвращается!

– Варвар? – впервые проявил признаки заинтересованности доселе молчаливо внимавший горячему монологу обывателя славного коронного города Кордавы его собеседник.

– Самый что ни на есть варвар и дикарь! – заверил его горожанин. – Из этой, как ее… Ну, которая на севере, за Аквилонией… Чего ему дома не сиделось, не понимаю?

– И он сейчас там? – незнакомец кивнул в сторону таверны, продолжавшей содрогаться от разудалых криков и раскатов хохота.

– Где ж еще? – недоуменно отозвался горожанин и с растущим подозрением осведомился: – А у вас что, дело до него имеется?

– Вроде того… – неопределенно отозвался неизвестный, пересекая улицу и дергая на себя бронзовое кольцо на дверях «Девяти стрел». – Вроде того…

Достойный кордавец посмотрел ему вслед, в сердцах сплюнул, помянув Сета с его выкормышами, и отправился домой, размышляя по дороге, что могло понадобиться порядочному с виду человеку от такого злодея, каким, вне всякого сомнения является пиратский капитан, пусть и служащий высокой короне…

В просторном зале таверны, освещенном тускло горевшими плошками с маслом, за несколькими составленными вместе столами десятка два типов самого разбойного вида немелодично, но очень громко и дружно горланили разухабистую балладу о капитане Ригелло, первооткрывателе Барахских островов. Баллада повествовала о некоторых подробностях этого самого открытия, которые наверняка не были отмечены ни в одной летописи Южного побережья. Сидевшие вперемешку с корсарами девицы с готовностью взвизгивали в самых интересных местах и жеманно посмеивались. В дальнем углу оживленно резались в кости, и, судя по долетавшим выкриками, ставки быстро приближались к ежегодному доходу процветающего купца.

– Сброд, – вполголоса пробормотал посетитель, сразу же споткнувшийся о чье-то не подающее признаков тело. Быстрый осмотр убедил его, что тело принадлежит некоему бравому мореходу, пребывающему в состоянии блаженного опьянения, но пока отнюдь не мертвому.

Появлению в «Девяти стрелах» еще одного страждущего никто не удивился; точнее, его просто не заметили. Гость, прищурившись, оглядел темноватое помещение со сводчатыми потолками и маленькими зарешеченными окнами, перестроенное некогда из большого винного подвала. На потолке и стенах, заботливо побеленных рачительным хозяином, посетители оставили множество следов своего пребывания, расписав с помощью копоти от факелов и свечей белую известь названиями кораблей, собственными именами, а также высказываниями, многие из которых можно бы было назвать мудрыми, будь они высказаны несколько другим языком и в более доступной пониманию простого обывателя форме…

По таверне тугими сизыми клубами плавал дым, вытекая из распахнутых настежь дверей кухни, где что-то вовсю шипело, трещало и булькало. Взмокшие служанки носились по таверне с подносами, уставленными тарелками, кружками и бутылями. Сложенным вдоль стен в пирамиды огромным винным бочкам устроили форменное кровопускание, постоянно забывая закрывать краны, и весело журчащие струйки темного и светлого вина сливались на полу в причудливые лужицы, над которыми поднимался кисловатый терпкий аромат.

Разудалая баллада завершилась общим дружным воплем, от которого ощутимо дрогнули стены, а затем последовал новый клич: «Хозяин! Вина!!»