Дэн Вилета - Дым

— Ну вот и конец. После всего, что пришлось пережить. Нас победил замок.

Его горечь обостряется тем, что Томас продолжает бездеятельно, бездымно стоять перед воротами. Ливия смотрит на него, охваченного бессилием и отчаянием, и в который раз роняет руку, поднятую было, чтобы прикоснуться к нему. В другой раз, в другое время они сели бы и поговорили с Томасом, слились бы с ним в его скорби. Но сейчас не время для похорон, даже если мертва душа лучшего друга.

Сраженные неудачей, пять, десять минут они просто стоят и молчат. Потом Ливия собирает юбки перед собой и шагает прочь. Мальчики тащатся следом.

— Куда мы идем?

Она отвечает Чарли только тогда, когда впереди показывается гостиница. У входа переминаются с ноги на ногу два портье, сбоку от каждого — по фонарю. Остальной «Ридженси» погружен во тьму, не считая окна на верхнем этаже. Окно Ашенштеда. Ливия помнит, как шла за ним до этой площади, как он открыл ставни и выглянул из окна.

— Нужно найти маму. Во всем мире только один человек может сказать нам, где она.

— Не получится. Себастьяну незачем что-то рассказывать нам. Кроме того, ты же слышала, что сказала миссис Грендель: он под наблюдением.

Чарли всего лишь рассуждает логически, но в ней сразу же вспыхивает раздражение:

— А ты что предлагаешь? Просто стоять и ждать?

Они оглядывают площадь. Тут довольно людно, несмотря на поздний час: одни выпивают, другие беседуют, третьи просто идут мимо. Чем дольше они смотрят, тем заметнее становятся те несколько человек, которые не делают ничего этого — просто стоят, одетые в толстые длинные пальто. Взгляды их прикованы к гостинице.

— По-моему, трое, — говорит Томас. И потом (устало, недовольно, напрягая остатки воли): — Я пойду.

Чарли останавливает друга еще до того, как он успевает сделать первый шаг:

— Нет. Ты весь в крови. Тебя не пустят внутрь. — И, помолчав, продолжает: — Пойду я. Я сумею уговорить их и попасть внутрь.

Пальцы Томаса впиваются в рукав Чарли. Один палец странно торчит вбок. Его голос искажен от боли и страха.

— Когда ты в прошлый раз ушел один, Чарли, тебя привязали к кровати и стали учить добродетели. Если кто и пойдет, то…

— Ни один из вас туда не попадет, — перебивает его Ливия. — Это приличная гостиница. Для джентльменов. А вы оба выглядите как бродяги.

Они не слышат, поглощенные борьбой за возможность рискнуть своей свободой. Когда до них доходит смысл сказанного Ливией, она уже на полпути к гостинице. Лишь один раз она оборачивается и качает головой, запрещая идти за ней. Чарли удерживает Томаса. Рассудительный, принципиальный, дисциплинированный Чарли. Доверяющий Ливии. Считающий ее равной себе.

Она благодарна ему за это, но одновременно почему-то сердита на него.

Привратники даже не пытаются остановить ее. Она приподнимает юбки и проходит между ними, не обращая внимания на их поклон. Краем глаза она замечает, что один из наблюдателей встрепенулся. В полумраке вестибюля, думает она, могут прятаться и другие. За высоким деревянным столом восседает консьерж. Она наклоняется к нему, чтобы никто не смог подслушать их разговор. Улыбается кокетливо . И гадает: она научилась этому от матери? От кого-то из одноклассниц? Или это у нее от рождения?

— Я к мистеру Эштону, — проникновенно сообщает она. — Хочу преподнести ему сюрприз.

Молодой человек оценивающе смотрит на ее грязные волосы и дорогое платье.

— Я друг семьи, — добавляет Ливия.

Консьержа это, похоже, убеждает. Не слова, догадывается она, а выговор. Аристократические интонации. От него пахнет леденцами.

— Уже поздно, мисс.

— О да. Но у него в номере горит свет. Я увидела из своей двуколки, когда ехала мимо. — Она еще ближе придвигает к нему лицо. — Он будет очень благодарен вам, если вы пропустите меня.

Консьерж передвигает леденец от одной щеки к другой и отвечает, игриво и в то же время смущенно:

— В таком случае, мисс, проходите, пожалуйста.

Он не сообщает номер комнаты, полагая, очевидно, что она уже бывала у Эштона и знает, куда идти. К счастью, планировка незамысловата. Ливия поднимается на второй этаж, соотносит расположение дверей с освещенным окном, которое она видела снизу, выбирает нужную. Номер четырнадцать. Она тихо стучится. К платью матери прилагалась пара новых замшевых перчаток.

Себастьян открывает не сразу. Сначала слышно, как он двигается внутри. Вот к двери приближаются шаги. Долгая пауза. Необычайно тяжелое дыхание. Когда он наконец распахивает дверь и видит ее, напряжение на его лице сменяется облегчением.