Дэниел Абрахам - Тень среди лета

Мучительные, но чудесные объятья раскрылись, и Маати встал. Его лицо было серьезно, почти мрачно. Он взял ее за руку.

— Если Ота-кво… если вы не помиритесь… Лиат, без тебя я буду не я. Моя жизнь не принадлежит мне одному — у меня долг перед Хайемом и даем-кво, — но ту часть, где я вправе решать, я хочу разделить с тобой.

Лиат сморгнула слезы.

— Ты останешься со мной? Не с ним?

Маати пораженно замер. В этот миг Лиат отчаянно захотелось отменить свои слова, заставить его забыть их, но время неумолимо текло вперед. Маати снова встретил ее взгляд.

— Я не могу потерять ни тебя, ни его, — сказал он. — К какому бы миру мы с ним ни придем, если такое вообще случится, это будет касаться только нас двоих. А то, что я чувствую к тебе… за это я жизнь отдам — так ты стала для меня важна. Если ты решишь выбрать его, я навсегда буду твоим другом.

Словно холодной водой полили на ожог. Лиат немного успокоилась.

— Так ступай же. Найди его и передай, как я сожалею о том, что случилось. А потом, даже если его не разыщешь, возвращайся ко мне. Обещай, что вернешься!

Лишь через несколько минут Маати оторвался от нее и вышел на улицу. После его ухода Лиат села на лавку и закрыла глаза, прислушиваясь к себе, пытаясь различить отдельные чувства в том, что ее переполняло. Вина и радость. Страх и вместе с тем облегчение. Она любит Маати — теперь это ясно. Так же, как раньше любила Итани, когда они только начинали встречаться. Лиат подняла глаза и увидела, что за ней наблюдают. В замешательстве она совсем об этом забыла.

Мадж смотрела на нее, прижав руку ко рту. В ее глазах стояли слезы. Лиат медленно поднялась и приняла вопросительную позу. Мадж прошла к ней через всю комнату, положила ей руки на плечи и поцеловала прямо в губы, чем немного смутила Лиат.

— Бедный зайчонок! Бедный глупый зайчонок. Моя очень жаль. Ты и этот мальчик… Я глядеть на вас и вспоминать о человек, который… об отце. Я называть тебя глупой и слабой потому, что забыть, какова юность. И я когда-то была такая же, а сейчас не в уме. То, что я сказала обидное, забираю назад.

Лиат кивнула. Она уловила извинение, хотя и не весь его смысл. Мадж ответила длинной фразой на ниппуанском. Слух Лиат выхватил только слова «опыт» и «боль». Мадж ласково погладила ее по щеке и ушла.

— Вас это беспокоит, бабушка? — спросила Митат по пути.

Она говорила тихо, чтобы их никто больше не слышал, даже наемники, которые шли по два впереди и сзади.

— Объяснись, а то я сейчас вспомню дюжину поводов для беспокойства, — сказала Амат.

— Выступление против Вилсина.

— Конечно. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Просто… Дом Вилсинов был к вам добр столько лет… как вторая семья, правда? Порвать с ними сейчас…

Амат сощурилась. Митат вспыхнула и приняла позу извинения. Амат сделала вид, что не заметила.

— Речь, кажется, не обо мне?

— Не совсем, — ответила Митат.

С моря подул зябкий ветер, а солнце, клонящееся к закату, только удлинило тени и окрасило все оранжевым. Флаги над домом охраны затрепетали, зашуршали, как чей-то голос из-за стены. Стражники открыли дверь, кивнули караульным внутри и пригласили Амат с помощницей, подругой и первой настоящей союзницей во всем этом неприятном деле, войти.

— Если ты думаешь об уходе — ты и твой друг, — у меня две просьбы. Во-первых, дождемся слушания. Во-вторых, дай мне предложить свои условия. Если не договоримся, отпущу тебя с благословением.

— Моя кабала была довольно суровой, так что…

— Ой, не будь дурочкой! — перебила Амат. — Ты ведь заключала договор с Ови Ниитом? А между моими условиями и его — большая разница.

Митат улыбнулась — немного печально, как Амат показалось — и жестом подтвердила соглашение. В караульном помещении Амат заплатила за охрану, подписала и заверила документы, взяла копию для отчетности. На следующий лунный цикл она и ее подопечные получали все привилегии честных обитателей веселого квартала. Она отправилась обратно со своими пятью попутчиками, но все такая же одинокая.

У лотка старого лавочника ее пленил запах чесночных колбасок. Амат отчаянно пожелала остановиться, отослать прочь охрану и устроиться где-нибудь рядом с Митат, поболтать по душам, как подруги. Она бы выяснила, за какую цену та согласилась бы остаться, и заплатила бы, сколько бы это ни стоило. Но стражники не давали им ни сбавить шаг, ни поговорить наедине. Да и Митат не согласилась бы. Амат сама понимала, как это неразумно: Марчат Вилсин, наверное, сейчас бьется в отчаянии, а его, как оказалось, нельзя недооценивать. Опасно было даже выходить из заведения. И все же хоть сколько-нибудь простая жизнь соблазняла, манила сильнее любой продажной женщины.