Олег Авраменко - Протекторат (Призрачная реальность)

Наземная инфраструктура местной базы Корпуса состояла всего из одного военного городка, расположенного в полусотне километров от столицы Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта, который использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях. Большинство штатных сотрудников базы проживали в специальном посёлке на берегу реки Оттавы, состоявшем из шести многоквартирных домов и нескольких десятков небольших особняков для семейных офицеров и специалистов.

Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в посёлке были заняты, ему предоставили свободную трёхкомнатную квартиру в одном из домов. Своим новым жильём он остался полностью доволен и решил его не менять — всё равно в качестве командира эскадры он бóльшую часть времени будет проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.

Раскладывая в квартире свои небогатые пожитки, Конте размышлял о сегодняшних событиях и вскоре пришёл к выводу, что адмирал Сантини не был с ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он попросту солгал, утверждая, что лишь утром узнал о его переводе на Дамогран. Такое важное решение, как передача командования эскадрой, не принимается впопыхах между завтраком и обедом, адмирал должен был тщательно обдумать его, взвесить все «за» и «против» — а на это потребовалось бы как минимум несколько дней. Следовательно, прибытие Конте не явилось для него сюрпризом, но информацию об этом он получил не по официальным каналам, а по своим личным, существование которых держал в строжайшем секрете. Подобная таинственность могла иметь только одно разумное объяснение — эти каналы он использовал для контактов, неподобающих адмиралу сицилианского флота.

Да и сам факт его назначения командиром эскадры очень настораживал Конте. Сантини, конечно, объяснил причины своего решения, и звучали они вполне убедительно. Но также это мог быть и ловкий, тонко рассчитанный ход со стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об истинной причине его перевода на Дамогран и специально навязал ему эту ответственную должность, чтобы по горло завалить его работой и лишить возможности что-то вынюхивать.

«Хотя с другой стороны, — внезапно понял Конте, — адмирал Ваккаро ещё три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно — в том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой…»

Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ, побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель (здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.

За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса, Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться в эту роль — то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой — плохо, ибо порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры. Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал бы без малейших колебаний…

Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.

— Добрый вечер, коммодор, — как всегда сдержанно, с обычной для их отношений прохладцей, произнесла она. — Проходите, пожалуйста. Отчим сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.

— С господином Тьерри? — на всякий случай уточнил Конте.

— Да, с Мишелем, — ответила Ева, вешая его китель в шкаф. — Он тоже приглашён на ужин.

«Так-так-так, — подумал Конте. — Очень интересно. Значит, и посланник в этом замешан. Вот уж не ожидал…»

— На самом деле, — между тем продолжала Ева, — у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.